Он заметил, что Элейла как-то странно смотрит на него, и приподнял брови:
— Что не так, сестра?
— Ты уже заворожен ею, — прошептала она с отчаяньем в голосе. — О, Айон, брат мой, я буду осторожна за нас обоих. Я буду осторожна.
И, быстро поклонившись, Элейла почти выбежала из спальни.
***
Когда через пару дней после обеденной молитвы Айон заглянул на свою половину, там вовсю кипела работа. Скользили по стенам кисти, плескалась в ведрах ароматная вода — ей мыли окна, сновали туда-сюда с рулонами тканей и образцами камней слуги.
Тиана и Элейла сидели на пуфах посреди опустевшей — мебель прошлой акамаль-мэрран вынесли еще в первый день — спальни, а под их ногами переливалось всеми цветами ночи и дня тканевое море.
Золотое.
Зеленое.
Синее.
Ярко-алое, как настоящая кровь.
Черное и белое.
Серебристое.
И это если не разглядывать десятки узоров!
Горбуны и драконы, пожар-птицы и птицы-ветер, крылья и волны, песчаные холмы и крепкие зубцы городских стен...
Айон остановился на мгновение на пороге и позволил себе полюбоваться красотой и богатством лучшего во всей пустыне атлаша. Эти ткани рассказывали историю его Города и его народа — и рассказывали так, что эту историю хотели услышать и другие.
Увидев гёнхарру, служанки Элейлы замерли и разом склонились в поклоне. Ллаши, дородный и еще молодой мужчина с блестящей лысиной во всю голову, и Гюрейма, вертлявый и тонкий, как ящерица, тоже поклонились, но не так низко.
Все слуги знали, в каких случаях начинают украшать женскую спальню в покоях гёнхарры, и весть о Тиане уже облетела дворец. Да что там, последний мальчишка у храма уже тоже наверняка успел услышать эту новость и потрепать языком, но сам Айон до представления не мог называть Тиану своей нареченной и вынужден был делать вид, что это не так.
Поэтому он обратился к Элейле:
— Что-то выбрали, сестра?
— Синий и янтарный, — ответила Элейла тут же, — но нам еще нравится оливковый.
— Свадебный наряд по обычаю будет в цветах гёнхарры, — подал голос Ллаши, тоже обращаясь к Элейле. — Но было бы преступлением не подчеркнуть теплый оттенок глаз и кожи госпожи. Золотой, песочный и зеленый — ее цвета. В убранстве комнаты ты все их увидишь, гёнхарра.
— Я также обещаю тебе, гёнхарра, что уже к вечеру госпожа получит два дневных наряда и головное украшение с драгоценностями для наймусла, — Гюрейма всегда говорил быстро, как будто куда-то торопился. — Уже готовы два наряда для путешествий по городу и наряд для церемонии представления. Мы пошьем госпоже полный гардероб за две дюжины дней.
— Что с нарядом для свадьбы?
— Свадебный наряд будет готов к следующему полнолунию Хейли, как и приказано, — ответил Ллаши.
Айон перевел взгляд на Тиану; она сидела, нахмурив светлые брови, и молчала. Не нужно было быть магом, чтобы понять, о чем она думает. Но он пришел не только чтобы узнать о ходе приготовлений — Элейла проследит за всем, в этом он мог на нее положиться.
— Покиньте нас, — обратился он к слугам.
Девушки Элейлы и оба мастера испарились в мгновение ока. Айон подождал, пока закроется дверь, и повернулся к женщинам.
— Сестра, скажи мне, как здоровье нашей гостьи?
— Ее рана хорошо заживает, — отозвалась та. — Думаю, через дюжину дней она сможет ездить верхом.
Айон посмотрел на Тиану.
— Ты умеешь ездить верхом, мэрран?
Элейла рядом явственно напряглась, когда услышала это именование, но Тиана как будто не заметила.
— Я умею, — ответила она. — И я хотела попросить тебя кое о чем, гёнхарра.
Он склонил голову, наблюдая за выражением ее лица.
— Я разрешаю.
— Если память ко мне не вернется за эти дни... — она бросила взгляд на Элейлу. — Вы говорили, что меня нашли в пустыне. Я хочу увидеть это место.
Острое чувство сопротивления возникло в нем так резко, что он вздрогнул. Пустыня. Край драконьих песков. Граница земель, которые могла защитить городская магия, и земель других, беззащитных, ничейных.