Или она вспомнила какой-то другой праздник?
— Я вспомнила, что у меня была лошадь и звали ее Колючка. Мне подарили ее, когда мне исполнилось шесть, и я была так этому рада, что, когда отец посадил меня в седло, просто уткнулась лицом в ее гриву и заревела. Я вспомнила, что у меня была сестра... — Айон кивнул, когда она на него поглядела. — Но я не помню ни ее имени, ни облика, только смутный силуэт и запах лилий от волос. И еще то, что она, как и твоя Элейла, любит украшения. Наместник всегда дарил ей украшения...
— Если наместник дарил твоей сестре украшения, она могла быть его акамаль-мэрран, — сказал он, когда она не продолжила. — А если так, тебя наверняка ищут. Семья единственной священна для любого гёнхарры. Я могу разослать гонцов по Городам, они расскажут о тебе правителям. Даже если твоя сестра просто его наложница, это может помочь. Твои родные могут узнать о тебе.
Что-то странное отразилось на ее лице при этих словах: неуверенность, страх, даже гнев. Айон заметил, как крепко сжались на коленях ее руки.
— Я... — И вдруг ее голос стал твердым, решительным. — Я буду благодарна тебе, Айон.
Она снова потерла бедро, и на этот раз даже поморщилась.
— Тебя беспокоит рана? — спросил он. — Я не чувствую твоей боли, но могу послать за Элейлой.
— Нет, мне не больно... Просто я чувствую, как она заживает. Чувствую, как затягивается, нарастает на ней кожа. — Тиана отвернулась и издала негромкий смущенный смешок. — Иногда это даже щекотно.
Она снова посмотрела на него, будто вдруг только что осознав смысл сказанных им слов.
— Ты сказал, ты не чувствуешь моей боли?..
— Мы связаны, — напомнил Айон. — Еще сильнее и крепче нас свяжут только узы магии в первую брачную ночь.
И он точно знал, что будет считать время, которое до нее осталось.
— И поэтому... — она запнулась. — Поэтому я увидела твою маму в этом видении?
Его поразило слово «мама» и то, как тихо и печально она его произнесла.
— Да, — сказал он. — Ты увидела ее именно поэтому.
— Сегодня я вспомнила больше, чем за последние несколько дней, — проговорила Тиана неуверенно. — Как будто... как будто твое присутствие помогает мне вспомнить.
Он все-таки не удержался — снова — и, подняв руку, пропустил меж пальцев прядь волос Тианы. В ее наймусла сегодня были вплетены крошечные драгоценные камни, и они тоже мерцали в пламени свечей. Кончиками пальцев он дотронулся до ее щеки, и ладонь зазудела от желания прикоснуться.
— С этого дня ты будешь много времени проводить со мной, — сказал Айон, понимая, что уже проигрывает в этом состязании разума и чувств. — У тебя появились обязанности. Одна из них — присутствовать в судьбоносном зале, когда я буду решать судьбы людей. Другая...
Нет, он не хотел сейчас говорить о крови и смерти. Он все расскажет ей потом, когда она будет готова, когда вспомнит хотя бы еще чуточку больше того, что помнит сейчас.
Ее губы влекли его, манили, обещали. Он был с женщиной незадолго до появления Тианы — постоянная наложница гёнхарры получила хорошее содержание, чтобы не нуждаться до конца жизни, когда освободила свое место для акамаль-мэрран, — но это не имело значения.
Рядом с ним была его единственная.
Волей Избранного и Хазафир он горел для нее.
Он очертил пальцем изгиб приоткрытых губ — и Тиана снова издала тот легкий вздох, от которого обострились все его чувства.
— Айон... — пробормотала она тихо и нерешительно, но он не дал ей возможности продолжить.
Он сделал то, что хотел сделать с момента, как она открыла глаза.
Он поцеловал ее.
Соприкосновение губ было как удар грома перед грозой. Ее пальцы мгновенно вцепились в ткань его одеяния, новый легкий вздох приоткрыл ее губы — и его язык коснулся ее языка в первой нежной ласке. Айон старался сдерживать себя изо всех сил, чтобы не напугать ее силой пылающего внутри огня, но ее тело само охотно скользнуло в его объятья, и язык жадно сплелся с его языком.
Она отвечала на его поцелуй. Хазафир великая, как же она отвечала!