Одна его рука крепко удерживала Тиану на месте, и ее мягкая грудь прижалась к его груди, когда поцелуй стал глубже. Наполнился хаосом. Потянул их обоих друг к другу, как утягивают неосторожных путников зыбучие пески.
Его губы скользнули по ее шее, пальцы свободной руки отодвинули невесомую ткань платья с плеча, и Тиана тихонько застонала и зарылась пальцами в его волосы, что-то шепча.
Ее кожа была такой гладкой и теплой под его губами. Тиана нетерпеливо повела плечами, и он стянул с них ткань, обнажая грудь с розовым соском. Он обвел сосок пальцем, чувствуя, как тот твердеет от прикосновения.
— Айон... — застонала Тиана. — Пожалуйста...
Айон не мог сопротивляться, когда она так открыто его поощряла: он втянул сосок в рот и обвел его языком... Тиана снова застонала и что-то настойчиво забормотала, и ее руки вдруг скользнули вниз по его груди и животу и принялись торопливо развязывать пояс его одеяния.
Разум Айона был затуманен страстью, его плоть требовала ее плоти, и казалось таким естественным уложить Тиану в постель и овладеть ею, раз она сама этого так хотела... он отстранился, чтобы снова поцеловать ее нежные губы... и вдруг осознал, какие слова она так требовательно произносит:
— Давай же скорее, раздень меня, раздвинь мои бедра, войди в меня! Поставь меня на колени! Вонзись в меня, чтобы я закричала, глубоко вонзись!..
Он никогда еще не слышал, чтобы женщина произносила подобные слова. Он еще никогда не слышал, чтобы женщина говорила так: яростно, зло, почти рыча от нетерпения. Спустя мгновение Тиана вздрогнула всем телом, жалобно вскрикнула и изо всех сил оттолкнула его:
— Нет! Нет!
Она вскочила с постели в мгновение ока, будто сметенная ветром. Отбежала к окну, спрятавшись от света свечей, обхватила себя руками — и Айон увидел даже в темноте, как явно она дрожит. Все еще во власти желания, он поднялся с постели и сделал шаг к окну.
— Тиана.
— Не подходи ко мне, пожалуйста, не подходи! — взмолилась она.
Он заставил себя остаться на месте, хоть все в нем и протестовало и требовало сделать ровно наоборот. Попытался унять бешеный бой сердца и зов тела, распаленного ласками и поцелуями... Пришлось призвать на помощь каменно-твердую волю гёнхарры, но и этой воли хватило ненадолго.
— Тиана.
Ее голос срывался, когда она ответила:
— Айон... пожалуйста, оставь меня сейчас одну.
Нет, уйти от нее сейчас было выше его сил. Айон сделал глубокий вдох, заставляя себя говорить спокойно и сдержанно:
— Ты напугана. Позволь мне остаться. Я не буду ни о чем спрашивать, просто побуду с тобой.
Но она повторила снова, уже не скрывая звенящих в голосе слез:
— Пожалуйста. Айон, я хочу побыть одна.
Если и был кто на свете, кто мог приказывать гёнхарре, то это была его акамаль-мэрран. Айон сжал зубы так, что хрустнули челюсти, развернулся и безмолвно покинул спальню.
8. Тиана
— Ответь мне, девочка, кого ветер сдует с ног первым: того, кто стоит на двух ногах, или на одной?
Госпожу Мусидэ в этот раз Айон вызвал во дворец, и в присутствии великого мага города, казалось, сам воздух в белом зале напитался тяжелой, густой силой. Тиана будто бы даже видела эту силу — магическую дымку еле заметную глазу, колеблющуюся, как пугливое пламя свечи.
Госпожа Мусидэ величественно поклонилась гёнхарре и не менее величественно водрузила свое пышное тело на накрытый белоснежным покрывалом диван, но приступать к делу не торопилась. Сначала ей захотелось освежиться после дороги, и слуги сбились с ног: холодной воды, сладостей, холодных закусок, подушку под ноги, еще сладостей. Айон терпеливо ждал, пока госпожа Мусидэ насытит свое прожорливое чрево, но Тиана такого терпения не имела.
Ну почему нельзя сразу перейти к делу?!
Она расхаживала по залу туда-сюда, пытаясь отвлечь себя разглядыванием драконов и экзотических птиц, выложенных цветным камнем на белых стенах, но все равно постоянно косясь на Айона, застывшего у дивана в каменно-невозмутимой позе. Тиану то и дело пробирал трепет при воспоминании о том, что случилось вчера вечером. И когда госпожа Мусидэ, наконец, предложила ей сесть рядом, а затем соизволила осмотреть и высказаться, она почувствовала не облегчение, а... досаду?