Как не могут бежать по небу одновременно полная луна Хадиш и луна Хейли, так нельзя человеку пройти одновременно по двум дорогам, определенным свыше.
Такова была истина, существующая вот уже почти пять сотен Жизней, с момента, как богиня Хазафир спустилась с неба и объявила этот мир под двумя лунами своим.
Но если каким-то образом такое случилось, и если эта девушка, несмотря на метку, все-таки окажется одной из цветописцев, это может принести им всем большую беду.
Потому что цветописцы не приходят просто так — и это знает каждый самый несмышленый ребенок Эр-Деала.
Бессмертный Избранный посылает их только туда, где должна пролиться потоком смерть.
2. Тиана
Странный сладковатый и одновременно горький аромат забирался в ноздри, щекотал горло, мешал дышать. Золотистые всполохи яркого света проникали под веки и тоже раздражали, разрушая приятную, сковывающую разум тьму.
Тиане нравилась эта тьма, оттуда совсем не хотелось возвращаться на свет. И прикосновения, легкие, бережные, которыми ее касался кто-то снаружи, ей тоже нравились. Она плыла в этой тьме и этих прикосновениях, наслаждаясь и тем, и другим, пока не начала слышать голоса.
Мужской, глубокий и резкий, как порывы ветра в песчаную бурю.
Женский, нежный, как мелодия ручья.
Оба голоса были ей незнакомы, но почему-то притягивали... звали... влекли ее за собой из темноты, и становилось все труднее сопротивляться, когда исчезли эти приятные прикосновения и стал слышнее и ярче сладко-горький аромат.
— Мне пришлось позвать Эллядина, чтобы он привязал ее. Она так яростно дергалась, что я испугалась за швы, — говорил женский голос немного виновато.
— Я вижу. — Ответивший ему мужской был полон шепота пламени.
— Ремни сжимают не туго. Уверяю тебя, брат, она не испытывает боли. Но я теперь спокойна за рану. Я только что закончила перевязывать ее. Заживает очень хорошо.
Голос мужчины как будто немного смягчился при ответе.
— Я не злюсь на тебя, Элейла, ты все сделала правильно. Она бы навредила себе. Но меня тревожит этот сон. Третий день — и если это не чары, то что тогда? Придет ли она в себя? А, может быть, она только уходит от нас еще дальше?
— Травы маклайли зовут ее из тьмы, брат, и я вижу, как движутся ее глаза под веками, — отвечала женщина уверенно. — Она идет к нам. Если бы я не знала силу своих трав, я бы засомневалась, но я их знаю.
— Ты пошлешь за мной тут же, как она откроет глаза, — приказал мужской голос, и женщина тут же согласилась:
— Я пошлю за тобой тут же, как она откроет глаза.
Голоса поплыли, теряясь во тьме, подобно свету уносимого прочь факела, и Тиана с удовольствием снова отдалась небытию.
Она почувствовала свет снова чуть позже — или ей так показалось, ведь время внутри тьмы текло по-своему, не так, как снаружи, — но на этот раз голосов не было, хотя раздражающий горько-сладкий аромат остался и тянул ее за собой и не отпускал.
А еще было чувство скованности в руках и ногах и неприятное стягивающее ощущение в правом бедре, которое заставило Тиану поморщиться, когда она попыталась повернуться.
Воспоминание всплыло из тьмы подобно пузырьку воды, вылетевшему на поверхность из глубины.
«Мне пришлось позвать Эллядина, чтобы он связал ее», — говорила женщина.
«Травы маклайли зовут ее».
Тьма снова подступила, протягивая руки и раскрывая ласковые объятья, но на этот раз Тиана отмахнулась от них и попыталась сосредоточиться на свете и на том, что происходит снаружи, а не внутри.
И сначала ей нужно было открыть глаза. Проснуться.
Тьма протестующе завопила и попыталась в последний раз схватить Тиану за руки, но она уже потеряла свою власть. Аромат, свет, скованность — все это раздражало ноздри, чувства, глаза — и вело, вело к уже приоткрывшейся двери наружу. Тиана дымкой потянулась к этой двери, напряглась, как будто перед прыжком... и вдруг услышала в окружающей тишине сдавленное мычание.
Это мычание издавала она сама.
Веки, которые она попыталась разомкнуть, поначалу казались тяжелыми, как городские ворота, но уже через миг вся тяжесть вдруг исчезла, и глаза распахнулись будто сами собой.