На входе сталкиваюсь с тощим высоким парнем с длинным, как у буратино, носом, Тот, глянув мельком на меня, тут же прячет глаза под козырьком кепки. Некоторое время слежу за ним через стекло, но паренек прячется за поворотом и я теряю интерес. Хотел бы навредить, напал бы сразу. Смысл ходить вокруг да около?
Загрузив на заднее сидение пакет с продуктами, я сажусь вперед и жду хозяина машины — дядю Сашу, как он представился. Мужик долго крутится возле окошка кассы.
Снова замечаю парня с остроносой физиономией. Он топчется около водителя и, наклонившись, что-то говорит ему на ухо, а мужик кивает и кивает, словно зачарованный.
Прикипаю к окну. Что за малец? Чего трется возле Александра? Приоткрываю дверь, чтобы вмешаться, но они оба направляются к машине.
Седой усаживается на место водителя, а парнишка забирается назад, отодвинув пакет с едой.
Я оборачиваюсь: пацан, как пацан. На вид не больше двадцати. Но если маг, внешность может быть обманчива. Поджимаю губы. Еще на одного ведомого тратить силы не хочется. Слишком опасно. Если стану овощем, бессмысленно Вику будет искать. В таком состоянии я простого человека даже стакан воды не заставлю выпить. А Верхний — внестепенник — будет дико ржать с моих потуг. Только толку? Засмеять его до смерти?
Видоизменять сознание, навязывать чувства неподвластно никому. Я могу только подправлять память, корректируя ее под свои интересы. Но это очень нестабильное и слабое влияние. Изредка могу создать влечение, похоть, симпатию и все противоположные эмоции. Человек некоторое время считает, что это его мысли и желания, но после обычно испытывает глубокое разочарование. С Викой мне не пришлось навязывать, да и не особо хотелось. Меня по-настоящему тянуло к ней, и вызывать у нее страсть искусственно было бы кощунством. Чтобы человеку вложить другую длительную память нужно много сил и своевременное очищение старой. А это ломает душу не только ведомому, но и магу. Плюс память не навязывает чувств. Человек будет жить и считать, что это его долг, но сам по-настоящему любить или желать не сможет.
— Привет. Я — Аким, — представляется пассажир и протягивает мне костлявую руку.
На первый взгляд в его глазах чисто, но я настораживаюсь. Что-то мне в нем не нравится. Нужно глянуть под веко, чтобы убедиться. Может просто вытурить его?
Я сажусь боком и крепко пожимаю незнакомцу ладонь. Дергаю на себя, чтобы приблизить его лицо и коротко внушить свалить из салона.
Наклонившись, он тихо шепчет:
— Я тоже хочу Вике помочь, Марк…
— Кто ты?! — не замечаю, как вытягиваюсь всем корпусом в узкое пространство между сидениями. Второй рукой хватаю пацана за шкирку. Сидение трещит подо мной, вот-вот развалится.
— Аким, — хрипит тощий. Его бейсболка слетает набок. Желтые глазища испуганно бегают туда-сюда.
— Кто послал?
Водитель не обращает внимания на происходящее: игнорирование один из видов манипуляций. Я обезопасил себя, чтобы не бояться говорить по телефону или, чтобы мужик ничего не помнил на тот случай, если придется защищаться от нападений чистильщиков. Хотя сил не было ни на что. С трудом верю, что доеду хоть куда-нибудь.
Мужчина заводит машину. Меня немного заваливает на заднее сидение. Пацана из захвата не выпускаю и, выравниваясь, еще раз хорошенько его встряхиваю.
Аким вдруг вскидывает руку и влипает тонкими пальцами мне в висок.
Я вижу Вику в смирительной рубашке. Ее ноги в бинтах. Вижу, как она вместе с тощим идет по коридору и оставляет за собой кровавые следы.
Вот кто помог ей бежать! Тот самый помощник Зимовских. Но где гарантия, что он помогал ей, а не в ловушку заманивал?
— Ах, ты… — скриплю зубами, сдавливая шею ладонью. Такую тонкую, что прощупываются косточки.
— Ты бы убил ее, Марк. По-другому не получалось ее спасти, — сипит Аким, вцепляясь беспомощно в мою кисть.
Он прав. Тогда я был на грани применить икс. Держался до последнего. Испробовал все. И мягкие, и жесткие способы извлечения. Вика приоткрыла память только после бурного секса, но только на одну секунду. Так не должно быть! Моя магия действовала всегда безошибочно, а здесь — я уперся в стену и…
Разжимаю пальцы и сажусь на место.
Меня задевает не то, что Вика сбежала с чьей-то помощью, а то, что я сам довел ее до такого состояния. Теперь мне жить с этим: ни ей, ни шефу или заказчику, а мне.
Только один раз в жизни я заводил объект в похожее состояние, но там, при первом же нажиме, память раскрылась и я все извлек. Это не оставило на моем сердце особых зазубрин. А здесь я все это время, словно терзал сам себя.