— Тише. Вика, возьми себя в руки. Марк должен видеть, что ты в порядке. Успокойся. Иначе будет только хуже, — женщина помогает мне одеться. Накидывает на плечи теплую куртку, и мы вместе выходим на крыльцо.
Далее события развиваются так быстро, что я слабо помню подробности.
Чувствую себя обманутой и сломанной. Все что Пестов обещал, стирается напрочь. Никакой пощады нет и не будет. Он просто убивает Марка, вынуждая нас обоих покориться. Вера Васильевна не вмешивается и сдерживает меня. Говорит, что иначе нельзя. Нельзя?! Да разве это люди? Разве так можно?
Кричу и умоляю не трогать Марка, срывая голос. Николай швыряет и швыряет его, не прикасаясь.
Вольный истекает кровью, но все равно летит в огонь. Не соглашается брать мою память. Я умоляю его, а он не слушает. И как ему помочь не знаю.
Дрожу всем тело. Но не чувствую северного холода, потому что сгораю вместе с Марком. Умоляю его выполнить заказ, чтобы выжить. Я вижу в его васильковых глазах решительность. Глупую и бессмысленную решительность.
Пока мы разговариваем, Пестов с Верой Васильевной скрываются в доме. Из подлеска появляется Аким, и его прикосновение оглушает меня.
Я все вспоминаю. Настолько резко, что не успеваю прийти в себя. Шок застилает глаза, взрывает сознание и превращает меня в фарфоровую куклу, у которой сломались шарниры.
Марк, любимый, родной… Мой был. Задолго до аварии. Мы жили вместе около двух лет. Планировали расписаться. Уже купили кольца и подвенечное платье. Оставалось только назначить дату свадьбы.
Но потом что-то случилось: черная пелена заволокла мое сознание, и важное осталось за его пределами.
Я полгода жила в забвении. У меня была семья, брат, работа. Я падала и поднималась и все не могла понять почему меня не тянет ни к одному мужчине. Потом пережила насилие и утонула в океане боли.
Меня преследовало глубокое одиночество. Хотя в душе все время что-то горело, и я чувствовала, что не одна. Напрочь забыла о Вольном, но его тепло навсегда оставалось в моем сердце. Как невидимый ангел-хранитель, любовь хранила меня и придавала сил.
Кому это нужно было? Зачем стирать наши отношения? Неужели это та самая память, которую заказали изъять Марку?
Зимовский объяснял мне, что вытянутая память станет для меня недоступной навсегда. Копий нет, значит, нет шанса вернуть назад. Маг, который вытащит блок будет восприниматься мною, как враг. И, по теории, Марк этот отсек памяти тоже не сможет открыть. То есть, мы просто исчезнем друг для друга. Растворимся в мыслепространстве.
Вот откуда тот несуществующий трогательный момент, который заставил меня краснеть перед чужим человеком. Это была моя настоящая память! Любовь к Марку — не прихоть и не болезнь. Я — не стокгольмская жертва. Я чувствовала Вольного и подсознательно знала, что могу ему верить. Не могла понять почему, но верила. И любила.
Понимаю, что все, от аварии до сегодняшнего дня, спланированно. Нас обоих ведут к «я даю — он забирает». Моя сущность внутри верещит, как сумасшедшая. Это неотвратимо! Нельзя забирать глубинную память! В тот миг я понимаю, почему. И понимаю слишком поздно. Защитный блок снялся: Марк сможет теперь добраться до блока, но это приведет к тому, что мы друг друга уничтожим ментально. И сотрем навсегда.
— Марк, не делай этого. Даже, если я позволю. Не забирай… нас… — шепчу, глядя в его синие и печальные глаза. Я знаю его таким: родным, отзывчивым и готовым на все ради меня, и теперь все понимаю. Пазл сложился. Нас обоих зачистили, а затем столкнули в таком зверском задании.
Вольный все время думал, что авария — это наша первая встреча и я — просто объект. Иначе он никогда бы не причинил мне столько боли. Его все время кто-то вел, провоцировал и заставлял. Винить стоит того, кто это затеял — заказчика, а не Марка. Загребать жар чужими руками всегда легче, а еще проще, когда подневольный уверен, что у него нет другого выбора. Но несмотря на задание Любимый выбрал другой путь и пошел по зову сердца. Отказался. Один восстал против мощной системы магов.
Аким тянет меня в чащу, а я из последних сил выкрикиваю:
— Вольный, обещай мне!
Но ответ уже не слышу.
Ветки хлещут по лицу. Сухие листья и морозная труха застилают глаза. Все это прилипает к щекам и ресницам. Горячие слезы катятся по щекам, и боль выламывает тело.
Мы выбираемся через лес к воротам.
Навстречу выходит Бенедикт Егорович. А он здесь откуда? На секунду забываю о боли и пытаюсь понять, чего ожидать.
— Она готова, — Аким кивает и, подавая мужчине руку, склоняет голову. — Да и он… тоже.