— За тебя, Марк Вольный.
— Не забудь, как только станет легче, ты тоже будешь Вольной, а не Крыловой, — мужчина выпивает вино одним махом и оставляет бокал на стол. Затем бросает на меня жгучий взгляд наполненный страстью.
Я попалась в эту сеть.
Руки колотит. Хочу сказать «нет» на выпад с фамилией, но понимаю, что в очередной раз обижу его. Пригубив вино, заставляю себя отвернуться и посмотреть на закат. Небо уже стало буро-темным: красные лучи растаяли — осталось несколько мутных разводов и полос.
И когда Марк подходит ближе, нависая надо мной, я уже знаю, что будет дальше. Знаю, что не смогу противиться.
Он двигается грациозно и медленно — напоминает тигра, крадущегося за добычей. Все ближе и ближе. Стук наших сердец и хриплое дыхание перемешивается с цоканьем часов на стене. Сейчас меня не тревожит ничего, кроме запаха Вольного и приятной тяжести в животе. Я так запуталась в этой ловушке, что уже не могу пошевелиться.
Пустой бокал выскальзывает из дрожащих пальцев. Мужчина чудом перехватывает его и отставляет на стол. Осторожно, выверено, будто знает наперед, что и когда случится.
Дыхание учащается, сердце стучит ритмично и отдается в висках. Взгляд «мужа» такой жаркий, что я невольно облизываю пересохшие губы.
Марк рывком тянет меня к себе. Целует жадно, словно хочет испить до дна. А я задыхаюсь от желания продлить этот миг.
— Вика-а, я так соскучился, — шепчет он, обдавая огнем, скользя языком по коже. Испепеляя.
Я не чувствую ног. Качусь с обрыва с невыносимой скоростью и прошу… не остановить, не спасти меня, а толкнуть сильнее. Чтобы погас очаг, чтобы потушить пламя. Чтобы встретить где-то там внизу дно.
Сильные ладони заводят мои руки за голову. Непроизвольно перекладываю их Марку на плечи. Изучаю невесомым движением изгиб его шеи, заламывая пряди волос. Опускаюсь ниже и бреду по ложбинке позвоночника. Чувствую, как волнуют его мои прикосновения, как покрывается кожа бусинками, как учащается дыхание.
Марк наклоняется и, касаясь мягкими губами подбородка, изводит и мучает, не позволяя себя поцеловать. Запускает ладонь мне под футболку. И я не против. Льну к нему, ведь иначе невозможно. Он невесомо касается пальцами груди, собирая, словно росу с цветка, мою дрожь и стон.
От головокружения мир качается и пляшет.
Я целую его шею, дышу его телом и понимаю, что этот запах со мной теперь навечно. Тяну воздух и слизываю соль с кожи цвета кофе с молоком.
Марк довольно урчит и стискивает грудь сильнее, сжимая ладонь и теребя кожу. То яростно, то бережно. Обводит пальцами ореолу, будто изучая идеальный круг. Мне хочется кричать, но я закусываю губы и ныряю лицом в его густые смолистые волосы.
Не-ро-ли…
— Как я могла тебя забыть? — шепчу, но хочу кричать. — Это невозможно…
На миг мужчина замирает и выравнивается. Теплые руки опускаются на талию и подталкивают меня к столу.
— Ты вспомнишь. А если нет — полюбишь снова. Я все сделаю для этого.
— Ма-а-арк, — прижимаю лоб к его губам, чувствуя поясницей холод дубовой столешницы. «Муж» обнимает меня и выжимает горячий воздух изо рта.
Горю и не могу остыть.
— Не выгоняй меня больше, не отталкивай. Я же сгину, — говорит он надорвано. Целует волосы, словно хочет перебрать их по пряди, по волосинке.
Смеюсь.
— Ты же, как лизун. Разве тебя прогонишь?
Марк останавливается и хмурит брови.
— Липкий, что ли?
— Прилип намертво, — киваю и шепчу в губы, проводя языком по их изогнутому контуру. Чувствую, как «муж» дрожит и как сдерживает свое нетерпение.
— Вика-а, за что нам такие испытания?
Вопрос в воздух, но такой искренний, что меня бросает в дрожь еще больше.
Гляжу на стол через плечо, вцепляясь в руки Марка. Он понимает.
Отставляет бокалы и вино на тумбочку и подсаживает меня на стол. Штамп в паспорте и невероятная тяга — делают свое дело. Только где-то глубоко под ребрами стонет прошлая жизнь: бьется о решетку настоящего и крошит ненавистные и ненужные крылья.
Вольный ухмыляется. Его взгляд скользит по щели распахнувшегося халата и мне на миг кажется, что он удивлен. Словно видит впервые мое тело. Будто это не я потеряла память, а Марк. Ступает ближе и осторожно раздвигает мне ноги. По плечам скользит мягкий шелк, лаская и изводя мурашками. Он расплывается красной рекой по столешнице.
Хриплю имя мужчины, когда настойчивые пальцы бегут по внутренней стороне берда и замирают на кружеве белья.
— Моя — только моя. Слышишь?
— Да-а-а, — выдыхаю, и подтягиваю к себе, чувствуя его возбуждение. Стягиваю через голову несносную футболку Марка, что мешает прикоснуться к нему. Провожу ладонями по туго стянутым бинтам. Мужчина шипит сквозь зубы, но не от боли, а от удовольствия. Целую его в острый подбородок и ловлю губами не то вздох, не то всхлип. Подеваю резинку боксеров, намереваясь раздеть полностью, но Вольный отстраняется и снимает их сам. На миг понимаю, как холодно без его теплых объятий и как бессмысленна наша история. Мы — чужие. Но нераздельные.