Марк вдруг откладывает в сторону столовый прибор. Показывает мне жестом «молчи» и боком, прижавшись к стене, выходит из кухни.
В коридоре слышу шум. Не раздумывая, хватаю нож со стола и аккуратно выхожу за Вольным. Если он замешкался — я этим воспользуюсь.
Но на пороге кухни меня заклинивает мысль: смогу ли я его убить?
В коридоре суматоха, кто-то надрывно сопит.
Выглядываю в проход.
Ко мне спиной стоит грузный человек, ноги Марка трепыхаются где-то внизу. Есть еще один: он увлеченно колотит «мужа» в живот.
Я не знаю почему, но с размаху вонзаю лезвие в спину тому, что находится ближе. Он чуть подскакивает и выпускает Вольного из удавки. Марк тут же освобождается и расправляется с другим нападавшим. Один миг — и тот лежит на полу со свернутой шеей. Первый подергивается, но вскоре затихает.
— Спасибо, женушка, — говорит Вольный, оттаскивая обоих к стене.
Меня колотит от осознания, что произошло непоправимое. Вместо того, чтобы избавиться от Марка, я убила другого человека. Защитила палача. Какая ирония. А вдруг эти люди пришли мне помочь?
Вольный мечется по квартире. Я вижу, как он скидывает вещи в дорожную сумку, собирает ноутбук, забегает на кухню.
— Сюда иди! — кричит он.
Я негнущимися ногами бреду на голос.
— Садись! Ешь. Мы уходим отсюда. Волочить тебя я не буду, потому тебе нужны силы.
— Кто они? Что они хотели? — я все еще не могу отойти от шока. Руки, не переставая, дрожат, зубы непроизвольно цокают друг об друга.
— А это мное тожое интересно, — говорит Марк, на ходу прожевывая бекон и спагетти. — Ешь!
Мне кусок в горло не лезет. В коридоре два трупа. Я даже отсюда вижу, как растекается по ворсистому ковру багровое пятно.
— Не могу…
— Я сказал, — он понизил голос, — ешь! Или сейчас накормлю. Силой.
Покорно начинаю грызть застывшую яичницу и глотаю безвкусный кусок бекона. Меня тошнит. Если съем еще что-то — просто вывернет.
— Не могу…
Марк подходит ближе. Он пьет воду из «наших чашек». Кофе перед этим выливает в раковину. Двумя пальцами мужчина поднимает мой подбородок. Я вижу его гнев, чувствую и слышу его гнев: он клокочет и выпирает, и, кажется, я горю заживо под этим взглядом. У меня нет никаких сил, чтобы противостоять. Не могу ему противиться и не могу есть. Он вдруг меняется в лице, черты разглаживаются.
— Хорошо, нужно идти. Поднимайся, и на улице без фокусов.
«Муж» выходит в коридор.
Я задерживаюсь на секунду, не в силах оторвать глаз с подставки для ножей. Там теперь пустое место. Встряхиваюсь, и выхожу следом за Марком, переступая бездыханные тела.
Вольный внезапно хватается за дверной косяк и тихо хрипит.
Я подхожу ближе и замечаю алое пятно на его футболке. Не всесильный — и у него есть слабые места. Но когда он начинает заваливаться, подхватываю. Зачем жалею? Возможно, потому что мне нужны ответы.
— Вика, нам нужно уходить отсюда… — выдавливает он слабо и, хватаясь за дверь спальни, опускается на колено. Рука, что у меня на плече, тянет нас вниз.
— Сейчас уйдешь, — огрызаюсь я. — Вызову полицию, и ты уйдешь навсегда из моей жизни.
— Глупая дурочка. Ты же нож вонзила. Я — официально твой муж и ты ничего не поделаешь, — он говорит утробно, сцепив зубы. Прижимает мои плечи так сильно, что приходится невольно сесть на пол.
— Но я же защищала тебя!
— Да кто этому поверит? Особенно, если я им внушу.
— Что? Это уже слишком, — пытаюсь освободиться и бросить его, но Марк впивается в локоть. Рычу: — Тем более, второму ты шею свернул.
— Нужно просто уйти. Поверь мне, — с шумом выдыхает Вольный.
Я гляжу в его глаза и не знаю, как поступить. Какое-то глубинное чутье подсказывает мне, что уходить все же надо, но не получается принять то, что придется помогать моему похитителю.
— С одним условием. Ты позволишь мне связаться в родителями.
— Как скажешь, — не раздумывая, отвечает Марк.
Правда, значит. Живы они!
— Что делать?
Помогаю дойти «мужу» до кровати. Он стаскивает одежду, промокшую кровью. Обмотка вся смялась и съехала: открылся длинный шов, из которого выступают кровавые капли. Они пузырятся и стекают дорожками по животу.
Я бросаюсь на кухню, чтобы найти в аптечке бинты и перекись. Перепрыгивая тела в коридоре, возвращаюсь в комнату. Стараюсь ни о чем не думать, а просто делать. Марк откинувшись назад, ложится на кровать.
Его ресницы подрагивают, а губы сжаты до бела. Так ему и надо! Пусть мучается.
— Поднимайся, — бросаю я.
Марк распахивает глаза. Вижу только белки глаз: из них льется золотистый свет.