Я должна его снять!
Выхожу из комнаты, скрипя зубами от боли. Золото накалилось так, что я уже не могу терпеть.
Где тут ванная? Хлопаю дверями: еще одна спальня — чуть уже моей, зал, какая-то захламленная кладовка, в торце коридора — настоящая деревенская кухня.
Забегаю в последнее помещение. Открываю кран и подставляю руку. Но это только усиливает боль, вода скатывается вниз и характерно шипит, будто змея, исчезая в сточной трубе.
На полочке моющее, выливаю много на ладонь и размазываю по руке, стараясь тщательно намылить кольцо. Так должно поддастся. Тяну изо всех сил, хрустят косточки, палец изрядно покраснел и вспух, но кольцо не сдвинулось.
Не просто так.
Я это понимаю и ничего не могу поделать. Я должна выбраться из этого плена любой ценой. Но как, если Марк одним касанием руки погружает в сон? Как, если все что есть у меня сейчас — это горстка воспоминаний никчемной жизни, где я все счастливые минуты потратила на танцы?
Опускаюсь на табуретку, руки падают плетьми вдоль тела. Сдаюсь. Наверное, я заслужила такое отношение, наверное, это расплата за равнодушие и пришел мой час.
Кольцо продолжает прожигать кожу, но я уже не чувствую боль. Вся рука онемела.
Вдруг, словно натягивается невидимая нить, меня поднимает со стула и несет в коридор. Я беспомощно цепляюсь за углы, хватаюсь за двери, но меня волочит по полу и выбрасывает на улицу: лицом в траву. Врезаюсь пальцами в куст чертополоха и процеживаю отборный мат сквозь зубы. Редко ругаюсь, но здесь допекло все.
Меня тут же перекидывает на спину, и я встречаюсь взглядом с Вольным.
— Урод, — шикаю и отворачиваю лицо. Не хочу его видеть.
— Позавчера ты так не считала, когда изгибалась подо мной…
Молчу. Нет смысла противиться, он, можно сказать, мой рабовладелец. Захочет убьет, захочет возьмет силой. От последней мысли меня пробивает разрядом.
Ненавижу себя и ненавижу жизнь за это. Ненавижу в себе ту женщину, которую любой может обидеть, любой может захотеть и взять. Ведь кто защитит?
Марк прижимает меня коленями к земле и разглаживает волосы. Ведет костяшками пальцев по скуле, спускаясь к шее.
— Дорогуша, давай облегчим твою участь. Ты открываешься — я забираю свое и отпускаю тебя. Хороший размен.
— Или? — впиваюсь в него яростным взглядом.
Пальцы на шее подергиваются. Мужчина внезапно отпускает меня и встает.
— Лучше без «или», — бросает Вольный и удаляется под тень беседки.
Лежу укрытая синим небом. Ни одного облачка. Ультрамариновое небо, как его ненавистные глаза. Яростное солнце ослепляет и, прогревая кожу, проникает в глубь тела. Жарко. Вот бы растаять, как кусок льда. Испариться, превратившись в облако.
— Сюда иди, — слышу приказ в стороне.
— Я не твоя прислуга, и не обязана выполнять указания, — огрызаюсь и продолжаю лежать под солнцем. Чувствую, как какое-то насекомое забирается на руку и щекочет кожу. Кольцо больше не беспокоит, палец не печет.
— Можем повторить, — гаркает Марк и мою руку выламывает от внезапного прострела. Затем тело подкидывает вверх и невидимая сила волочит меня по земле, оставляя позади примятый газон.
Меня переворачивает и крутит. Заваливаюсь лицом вниз, на этот раз в грязь, еще не высохшую после дождя. Встречаю подбородком твердую преграду в виде камня.
«Муж» склоняется надо мной и, взяв за шкирку, приближает глаза вплотную.
— Будешь делать то, что я скажу и когда я захочу. Скажу мяукать — будешь мяукать, скажу есть землю — послушаешься, и если я говорю иди сюда — значит, ты идешь! Все понятно?
Киваю и нервно сглатываю. Глаза застилают слезы и грязь. Соленый вкус наполняет рот: губы треснули от удара. Хорошо не выбила зубы. Хотя о чем я? Я — не жилец. Давно это поняла, но пока не смирилась. Все еще верю, что найду способ — и уйду от палача. Придумаю что-то, можешь не сомневаться, Марк Вольный! У меня обязательно вырастут крылья, и я улечу, как мотылек: выпорхну из коварного сачка в самый неожиданный момент.
Но его презренное лицо и легкий бросок меня в сторону, словно игрушку, говорят об обратном. «Муж» не выпустит из банки. Не освободит. Мне суждено спалить свои крылья в этом огне.
Уже нет сил вставать и шевелиться. Я лишь выдыхаю надломленных хрип и скулю, как попавший под машину глупый щенок.
— Иди сядь, — говорит властно Марк.
Я поднимаюсь на четвереньки. Под грудью болезненно ноют ребра. Ловлю равновесие, но не могу устоять на месте. Ноги дрожат и сгибаются. Меня заваливает и ведет в сторону.