Марк распахивает шторы, я закрываю глаза и не подаю вида, что проснулась.
— Я знаю, что ты не спишь, — говорит он строгим голосом. — Вставай.
Молчу, продолжая лежать без движения.
Вольный резко откидывает одеяло и бросает его на пол.
— Вставай, говорю.
Разлепив глаза, я смотрю в пространство перед собой. Все так же скрученная в позу ребенка, все также не чувствуя ничего — кроме пустоты.
— Не понял, — Марк подходит ближе. Наклоняясь, смотрит в глаза. — Вика, ты меня слышишь?
Чувствуя тяжесть ресниц, прикрываю веки.
— Поднимайся, эй! Мне твоя депрессия сейчас ни к чему, — он теребит меня за плечи, затем переворачивает на спину.
Я бессмысленно вытаращиваюсь в потолок — в нелепые куски побелки, висящие над головой.
— Да чтоб тебе пусто было! Крылова, где же твоя дерзость и ярость? — Вольный садится сверху и запрокидывает мне руки за голову. Я опускаю на него воспаленные глаза.
— Делай что хочешь… — говорю я и не узнаю свой посаженный голос.
Марк опускается ниже, всматриваясь в лицо. Руки сжимает так сильно, что глаза непроизвольно наливаются слезами.
— Бис! Крылова, ты не могла придумать чего получше, чем впасть в коматоз? Блядь! Меня больше устраивало, когда ты дралась и кусалась.
Целует в губы, но я не чувствую ничего, кроме опустошения, а еще презрения к себе. Даже не к нему, а той слабой части меня, которая решила сегодня завладеть мною полностью. Теплые губы ерзают по коже. Марк скользит пальцами по руке, опускается ниже, резко рвет ночнушку и добирается до груди. Пусть хоть на кусочки порвет — мне все равно.
Вольный, отстраняясь, останавливается.
— Вика? — он неотрывно глядит в глаза, а я вижу перед собой лишь бездну и так охота туда сигануть. Марк выдавливает: — Не зли меня, — отпускает руки и дает слабую пощечину. Голова безвольно поворачивается в сторону. — Женушка, че ты удумала? Сдаешься? Кто-то обещал меня ночью задушить. Крылова, очнись!
Он сползает с меня, накидывая одеяло. Я сворачиваюсь назад в спасительный калачик. Лежу на правой щеке. Вижу перед собой дверь, но шевелиться все также нет сил.
Вольный быстро уходит. Я закрываю глаза и окунаюсь в приятную темноту.
Через какое-то время до носа долетает едва слышный сладко-терпкий запах. Слышу дыхание Марка над собой.
Он ругается снова, но чуть тише, почти шепотом и снова уходит. Скрипит дверь.
Проходит еще какое-то время. Я балансирую на грани сна и реальности. То погружаюсь глубоко во тьму, то выпрыгиваю на свет и слышу в ушах биение сердца: оно слишком громкое, слишком утомительное — хочется заткнуть его.
В один из таких вылетов в настоящее слышу глухой говор из комнаты:
— Я не могу больше! Вика не поддается обычным чарам… Но она же сломается! Так нельзя… Если она маг, почему не проявляет ничего? Я тогда знал бы наверняка… Отвечайте! Она маг? Вы прошлый раз так и не сказали… Как это неделю? Вы с ума сошли! Было же больше времени! Я не буду использовать Икс пока не буду уверен, что у нее есть способности. Иначе это… Хорошо, я свяжусь с вами…
Меня подкидывает, когда я слышу грохот стекла из другой комнаты. За ней, как ирландское кружево, разворачивается отборный, красочный мат.
Через минуту Марк влетает в комнату и скидывает меня с кровати.
Упала неудачно — ударилась рукой о край стула. Но даже не застонала. Мне настолько все опостыло, что я просто хочу умереть. Больше ничего не надо.
— Ты будешь сопротивляться. Иначе все это бессмысленно! — кричит Марк мне в лицо.
— Нет… — выдыхаю.
— Ты мне, как заноза под ребром, давай же — дерись, сучка! Или я тебя тут же задушу, — Вольный поднимает меня и усаживает. Начинает одевать. Стягивает остатки ночной рубашки, напяливает какую-то майку, затем джинсы. Они узкие, ему приходится завалить меня снова на матрац. Он пыхтит и все время матерится, а мне даже становится смешно. Так хорошо сейчас: не чувствовать ничего, кроме пустоты. Так легко. И я знаю, что скоро все закончится и невыносимо этого желаю.
Вольный вдруг поднимает меня на руки и несет куда-то. Усаживает на кухне на табурет. Чуть не заваливаюсь от слабости на пол. Марк вовремя подхватывает и подвигает стул к стене, чтобы я могла опереться.
— Пей! — тычет под нос чашкой. Слышу приятный аромат кофе, но мотаю головой. Марк настаивает: — Нет! Ты выпьешь!
Он хватает широкой ладонью за затылок и начинает заливать мне в рот горячий напиток. Я выплевываю, но другая мужская рука сдавливает шею и приподнимает горло. Давлюсь жидкостью, плююсь, но делаю несколько глотков, жгучих и противных.