— Вот так! А теперь ешь! — он сдвигает маленький квадратный стол ближе ко мне и грозит пальцем. — Не заставляй меня кормить тебя. Запихаю силком — будет неприятно.
— Мне все равно…
Он секунду молчит. Смотрю в его синие глаза и ненавижу себя. Где-то в глубине подсознания нахожу нелепую тягу к нему, словно это не я вовсе. Как может так быть? Я же нормальная! Не мазохистка, не сумасшедшая… Но сейчас ненавижу себя за то, что вчера позволила себе отпустить эмоции и потянуться к нему. Так не правильно. Все, что «после» — настоящий бред. И я тону в этом бреду, как в трясине. Давно нужно было сдаться. Давно принять действительность и пасть.
— Не сдавайся, — хрипит Марк и приседает около меня. Мне кажется я слышу в его голосе грусть и боль, но это только кажется. Он одевает тысячи масок: никогда не поймешь, где играет, а где говорит правду. Вольный без единой неискренней эмоции исполнял роль моего мужа. И я ведь поверила. Поверила! Глупо.
— Уже сдалась, — говорю я, опуская голову. Слезы текут сплошным потоком, грудь разрывает на части от боли: не физической, нет, другой боли, от которой нет лекарства.
Марк слегка касается моих рук теплыми кончиками пальцев. Я не съеживаюсь. Даже если будет бить — это не больней того пожара, что внутри. Затем «муж» вдруг сжимает кисть, и я слышу, как хрустят косточки. Поднимает меня за шкирку и тащит на улицу.
— Сейчас проверим, — не узнаю его голос. Впервые за утро пробегает тень страха по телу, медленно расползаясь колючими мурашками.
Падаю ниц прямо в сухую траву, но так и не встаю.
И здесь слышу то, что меня заставляет содрогнуться и поднять голову:
— Тетя Вика? — голос мальчика впивается в мозг острым клинком. Марк не настолько придурок, чтобы вредить ребенку. Или я ошибаюсь?
Приподнимаюсь на четвереньки.
— Ты не сделаешь этого, — сиплю и смотрю на «мужа» исподлобья.
— Сомневаешься? — он хватает Данила за одежду, как котенка, и тянет его по газону. Мальчик верещит, будто раненный поросенок.
Я подбираюсь и, шатаясь, бреду за ними. Вольный не оборачивается.
— Остановись, — говорю я, но получается слишком тихо. Набираю полную грудь воздуха: — Сто-о-ой!
Ребенок истошно кричит. Марк вталкивает его под тень дерева и оборачивается ко мне. Данил вдруг замолкает.
— Ты очнулась? Да неужели? Если ты сейчас же не выйдешь из оцепенения, я заставлю его забыть мать родную и сделаю его отставшим.
— Прошу тебя, оставь ребенка. Не тронь! Я все сделаю, только отпусти его, — подбегаю совсем близко, вцепляясь в руку Вольного. Меня качает от головокружения.
Он торжествует. Вижу это в его глазах. Накрывая ладонью мои пальцы, самодовольно говорит:
— Так-то лучше, а то раскисла. Малец, иди сюда, — Вольный манит его пальцем. Данил встает и покорно идет к нам.
— Марк, умоляю. Ты ведь не такой. Я чувствую. Не тронь малыша, — загораживаю собой ребенка, но «муж» тут же откидывает меня в сторону, как ненужную вещь. Я врезаюсь со всей силы в газон — глубоко внутри резкой болью отзываются трещины в ребрах.
Марк хватает мальчика за шиворот и подтягивает его лицо к себе. Я вижу, как пляшут в зрачках Вольного белые мотыльки.
— Нет! Не смей его трогать! Не смей! — бросаюсь вперед и лезу Марку в глаза. Чертовски красивые, но такие бездушные. Расцарапаю их, и он не сможет никому вредить. Но «муж», словно играя, опрокидывает меня снова. Влетаю лицом в землю, набирая полный рот и нос пыли и травы.
Кашляю и сплевываю грязь. Данил рвано хрипит в стороне. Я снова бросаюсь на мучителя, но на этот раз ногой впиваюсь в его ребра: там точно слабое место. Марк тут же отпускает мальчика и, завалившись на бок, коварно смеется.
— Убегай, Даня! И больше никогда не приходи сюда! — кричу до боли в горле.
Ребенок кивает и, срываясь, со всех ног бежит прочь. Пока Марк корчится на земле, ищу подходящую палку, чтобы его огреть. Вспоминаю, что в беседке есть обломки стола. Мчусь туда, но в миг оказываюсь сбитая с ног.
— Не шевелись, — как-то тепло говорит Марк, и переворачивает меня на спину. Тут же впивается холодным взглядом.
Я шокирована такой реакцией, округляю глаза.
— Вик, просто впусти и больше меня не увидишь. Никогда.
Закусываю губы. Киваю.
Сначала холод идет по лбу, обволакивая виски и темечко, затем опускается ниже и там, где-то на затылке, застывает. Ноющая боль растекается по телу. Мне кажется, что я снова наполняюсь пустотой.
— Держись, еще немного, — звучит в голове голос Марка.
Резкий толчок и внезапный энергетический взрыв. Вольного отбрасывает в сторону. Я кричу от невероятной боли в голове: она накрывает так сильно, что я не могу выдержать. Изгибаюсь, как змея, брошенная на раскаленный лист железа. Переворачиваюсь на бок, а когда напряжение до предела сжимает мои внутренности, меня выворачивает символическим завтраком на землю.