— И что ты предлагаешь? Не вылезать из постели пока я не вспомню? — зло выдавливаю я.
Вольный растягивается по кровати кошкой. Мурчит, а потом, хихикая, говорит:
— По мне так лучше так, чем…
Я сужаю глаза. Он серьезно?
— Ты хотел сказать, чем бить меня? Хорошо, ничего не скажешь!
— Вика, перестань. Ты сейчас ведешь себя, как глупая дурочка. Подумай, я ведь выход предлагаю и выход — приятный.
— Нет! Ублюдок! Издевался, а теперь думаешь, что я добровольно ложится под тебя буду? Самомнение у тебя, конечно, выше крыши, но я не позволю больше.
Вижу, как смыкаются его брови на переносице, как блестят лихорадочно глаза. Он поворачивается. Спуская ноги на пол, чешет заросший подбородок и впивается в меня яростным взглядом.
— Ты знаешь, что будет, если воспротивишься.
— Мне все равно! — выплевываю слова ему в лицо и ухожу из комнаты.
След летят витиеватые маты и брань. Но шагов не слышно.
Меня колотит до предела. Кажется, сердце сейчас разорвется в груди, и я упаду замертво. Я знаю, что будет дальше. Знаю. Не могу смириться со своим бессилием. Вольный ведь только притворяется хорошим. Помню каждый его удар, помню каждое колкое слово. Помню пощечины и… подвал. И сейчас слышать о том, что человек может такое делать просто по заказу — это для меня слишком. Я не хочу быть подопытной крысой.
В пелене слез добираюсь до конца коридора. Передо мной дверь, наверное, ванная. Нет — кладовка. Еще одна дверь — кухня. Умываюсь под умывальником, и выпиваю стакан воды. Долго держу его в окаменевших пальцах и смотрю в водосток.
Марк не отступится от своего задания. Ему на меня плевать. Я должна быть сильной. Нельзя впускать в сердце человека, который хочет только попользоваться. Придется такой быть, иначе я сломаю крылья и больше никогда не смогу летать. Бабочке не выжить после объятий огня.
Давно ушла из парных танцев из-за таких же отношений. Влад выпячивал свою значимость и выбирал выигрышные для него танцы. Я шла — как дополнение. Однажды он не удержал меня, и я рухнула на паркет, чудом не сломав бердо. Получила тогда вывих лодыжки и месяц провалялась дома. А потом случайно узнала, что его в партнеры взяла известная танцовщица Лада Кренс, и я до сих пор подозреваю, что мое падение было неспроста. Но кому, что докажешь? Я просто решила дальше танцевать только соло, хотя иногда приходилось и в группе, но в паре — это был настоящий ужас. Я боялась таких постановок, как огня, и ни с кем не заключала подобных договоров.
— Медди, — от голоса Марка за спиной меня подбрасывает. Стакан выскальзывает из рук и падает на кафель. Звон, и тысяча осколков разлетаются вокруг босых ног.
— Уходи, прошу тебя, — выдавливаю сквозь зубы, а сама отворачиваюсь в окно.
— Не вынуждай меня, Виктория. Ты сама запутываешься в этой паутине. Давай просто побудем вместе несколько дней. Я прочитаю то, что прячется в твоей голове, а затем все верну назад: твою жизнь, родных, танцы…
— Я тебе не ве-рю!
Чувствую, что Марк подходит ближе. Машинально отодвигаюсь и наступаю на острые осколки. Они хрустят, как чипсы.
— Стой, глупая, порежешься, — он подходит ближе и тянется рукой.
— Не приближайся, — делаю еще несколько шагов. Стекло лопается и впивается в стопы, но я ничего не чувствую. Когда-то, в прошлой жизни, эти травмы были бы для меня слишком ужасными. Я бы верещала и ни за что добровольно не пошла бы по битому стеклу. А сейчас меня разрывает такая злость на свою судьбу, что просто не могу остановиться. Спляшу джайв на раскаленных углях и не заплачу. Жаль только этот танец не исполняется соло, но я все равно станцую. Спляшу последний раз на своем же костре.
Дальше окно: тупик. Уйти некуда. Марк не подходит. Глядит то на осколки, то на меня и скрипит зубами.
Секунда, две, три, а, кажется, проходит вечность. Я открываю окно и смотрю на высоковатый цоколь первого этажа. Можно прыгнуть. Хорошо бы еще удачно приземлиться.
— Крылова, не выдумывай, я тебе не позволю. Ты все равно не сбежишь, только покалечишься.
— Твоя дежурная медсестра меня полечит, — дерзко смотрю в его холодные глаза.
Сквозняк теребит мои волосы. Они лезут наперед и прикрывают часть лица.
Марк стоит на входе, опираясь плечом в косяк. Он уверен, что я никуда не денусь. Да и стоит лишь опрокинуть стол, он сможет легко меня поймать.
— Она тоже не всесильна. Тем более, после того, как подлатала нас, ей еще долго восстанавливаться.
— Мне неинтересны эти подробности, — сажусь на подоконник, руки складываю на груди. — Скажи, авария тоже подстроена?