Вольный ухмыляется, а затем прижимается ко мне, обнимая, будто просит прощения.
— Можешь говорить, что угодно, но твое сердце и глаза не могут врать. Я буду вечно умолять, я буду всю жизнь ползать у твоих ног, но не гони. Сам не знаю почему, но ты, как солнце для меня, как воздух. Вика, — шепчет, опаляя дыханием живот, — я люблю тебя. Не спрашивай почему. Не отвечай ничего. Просто знай это. Люблю тебя и не могу выполнить это конченное задание. Пусть все летит в бездну! Хочешь, я верну тебе родных? Хочешь, я верну тебе всю твою прошлую жизнь? И, если захочешь, сотру… себя…
Я ошарашенно гляжу на него и не могу дышать. Правду говорит или юлит снова?
Марк поджимает губы.
— Не веришь? Садись, — он резко встает и переставляет меня к сидению. Крепко придавливает плечи, и я почти падаю на полку, все еще не в силах сделать вдох. — Крылова, только один поцелуй, и я отпущу тебя. Один. Не важно, что будет дальше, — маг нависает надо мной, упираясь руками в стену и наклоняя голову под полкой, а я не могу слова связать.
Я не знаю, что выбрать. В душе маленькая дурочка орет, что не может стереть Марка. Не может!
— Почему ты молчишь? Скажи, какой я дурак и сколько сделал. Скажи! — он опускается на пол и кладет голову на мои колени. — Вика, скажи хоть что-то…
— Я не знаю, что сказать, — шепчу, а у самой в груди настоящая мясорубка. Выбрать прошлое или Марка? Дает свободу, а мне ее не хочется. Что делать?
— Просто попроси отпустить тебя… — выдыхает.
— Что будет, если ты не выполнишь заказ?
Он поднимает голову, и я вижу глянцевый блеск слез. Я знаю, что будет. Не нужно отвечать. Боль режет по сердцу острым клинком.
— Не важно, Вика. Я хочу освободить тебя и себя. Невыносимо так пылать. Не хочу больше причинять тебе боль — идти против природы и совести. Мои поступки ранят меня вдвойне-втройне, а когда ты прощаешь, я готов себя задушить. Убей меня, Крылова. Сотри.
Я кусаю губы. Слова пляшут на языке, но я душу их, душу, душу…
Гляжу в его небесные глаза и тону. Не смогу забыть. Даже, если сотрет. Даже, если по живому вырежет.
— Марк, скажи еще…
— Я отпускаю тебя, — он мягко улыбается.
— Нет, другое…
Он долго смотрит. Из-под ресниц скатывается одна слеза. Я подтягиваюсь и слизываю ее. Ему больно — и мне больно. Мы — боль друг друга.
Марк садится рядом и, прижав меня к своей груди, тихо говорит:
— Я люблю тебя…
Плачу. Рыдаю навзрыд. Мне кажется, что мое солнце вошло в пик активности. Взорвалось. Протуберанцы взбесились — выжигают меня дотла. Три слова, а я готова за них отдать все на свете — даже прошлое. И настоящее.
Умоляю:
— Еще…
Марк кладет ладонь на щеку, тянет меня к себе. Целует лицо. Нежно касается заплаканных глаз, вспухших веки, растрепанных волос, и в губы выдыхает:
— Люблю. Только. Тебя.
Хочется засиять, как звезда. Упасть с неба. Сгореть. И услышать их снова. Целую Вольного горячо, и он отвечает — искренне и ненасытно.
Сдираю его белоснежную футболку, что так оттеняет его смуглую кожу и темные волосы. Пока снимаю свою майку и спортивки, слышу, как звенит молния на джинсах.
Марк обнимает и ловко расстегивает бюстгальтер и осторожно, стягивает вниз последний клочок ткани, прикрывающий мое тело. Гладит ладонями по коже, а я не могу дышать. Тянусь к нему и ловлю новую порцию поцелуев.
Сажусь на Марка, упираясь коленями в полку. Заставляю его отклонится назад.
— Не будет последнего поцелуя, — говорю, прервавшись. — Потому что я, Марк Вольный, — больная, и связана со своим палачом мертвым узлом. Меня это бесит и волнует, но сейчас… Я. Просто. Хочу тебя.
Изучаю его мышцы, словно вижу впервые. Все мое. Никому не отдам. Веду пальцами по груди и задерживаюсь на его сосках. Склоняюсь и прикусываю один, а Марк со стоном ударяется головой об стену.
— Вика, еще…
— Что? Укусить? — поднимая голову, смеюсь ему в губы.
— Нет. Скажи еще.
Опускаю руки вниз. Марк держит меня за спину. Протягиваю ноги за него. Я вижу и чувствую его возбуждение. Хочется его помучить, но сама не в силах больше пылать. Вцепляюсь в массивные плечи и приподнимаюсь. Вбираю его в себя. Жар распирает изнутри, будто я вулкан. Не могу словить выскользнувший с губ стон. Его. Мой. Наш.
Движения резкие, грубые и неистовые. Марк впивается пальцами в ягодицы, но я не чувствую боли, мне хочется больше, глубже и плотней.
Вольный скрипит зубами, процеживая хрип, и при каждом движении бьется головой об стену. Черные волосы прыгают и прикрывают часть его утонченного лица.
То целую, то кусаю. Царапаю его гладкую кожу и не могу остановить себя. Марк подается вверх, я вниз. Темп настолько быстрый, что кажется уже нет грани между прошлым и будущим. Есть только наш. Личный. Пожар.