Я:
— Леня! Леня! Что это???
А это пришли работники хрустального завода продавать на станцию свои изделия в три часа ночи.
— Ну, как ты жила без нас все это время? — спрашиваем мать мою Люсю, вернувшись из дальних странствий.
— Прекрасно, — она отвечает. — Мне вас отлично заменял зефир в шоколаде!
В моей передаче «Будильник» на телевидении Ананьев снимал козла. Почему-то из «Уголка Дурова» за ними не приехала машина. Мы вышли на дорогу. Я подняла руку, голосую, а Юра с козлом отошли в сторонку. На мой зов остановился какой-то драндулет.
Я — приветливо:
— Нам нужно с вами подвезти одного козла.
Пока водитель пытался переварить эту информацию, Юра стремительно затолкал козла в машину и сел сам.
— Но вы ведь сказали — одного! — обиженно проговорил шофер.
— Я был на даче, в деревне, — сказал художник Виктор Чижиков, — и никакого это мне удовольствия не доставило. Плохая погода, все время дождь. Там, правда, Коля Устинов рисовал книгу — воспоминания Коровина. И вот из этих воспоминаний вырисовывается образ Шаляпина как ужасного скопидома. Такой у него бас, диапазон, такие роли — Борис Годунов и так далее. А при этом — жмотина и крохобор.
Яков Аким познакомил меня с художником Евгением Мониным.
— Это такой человек, — сказал он, — помнишь у Ильфа? Не пройдет в дверь, пока не пропустит всех.
Евгений Монин:
— Ты знаешь, как меня осаждал один режиссер Одесской киностудии, чтобы я в его фильме сыграл Дзержинского? И не понимал, почему я отказываюсь от роли, где такое количество психологических сцен и крупных планов? Недели две длилась эта осада, мне тогда было не до смеха. Я объяснял ему, что я недосужий человек… А Лия Ахеджакова, с которой мы были тогда дружны, сказала: «Женька, соглашайся, тебе дадут квартиру с видом на Лубянку!»
Художники Николай Устинов и Евгений Монин поселились в гостинице в номере с одной очень большой кроватью.
— Ты можешь мне поклясться, — спросил Женя, — что моей чести ничто не угрожает?
К Тишкову пришли в мастерскую немцы, любители искусств. А у него в шкафу лежит каска фашистская, пробитая пулей. Он им хотел показать. Но переводчица не велела.
— Мы тоже не любим фашистов, — сухо сказала она. — И нам неприятно о них вспоминать и разговаривать.
Леня вернулся из поездки по достопримечательностям Украины.
— Я привез тебе подарок, — сказал он, — каштан с могилы родителей Гоголя.
Или — он говорит:
— Я привез тебе из Лондона… привет от Биг-Бена.
— Вот вас, художников — Лосина, Перцова, Монина и Чижикова, — зовут мушкетерами. Значит, Атос, Арамис, Портос и…
— Артроз! — подсказал Монин.
У меня есть рассказ «Метеорит» о том, как мужик уральский квасил капусту и в качестве гнета капустного, сам того не подозревая, использовал метеорит.
— Тебе надо написать серию таких рассказов, — предложил Тишков. — Например, человек, задавленный нищетой, идет вешаться, то есть не вешаться, а топиться — с веревкой и камнем на шее. А по дороге встречается ученый и говорит: «А ну дай сюда. Это метеорит!..» — и отваливает ему кучу денег.
В Царицыне накрапывает дождь, земля в кленовых листьях. Старик под зонтом, в слегка помятой шляпе и болоньевой куртке, с тряпичной сумкой, крошит хлеб голубям и воронам.
— Что же такое счастье? — он проповедует им. — Счастье всегда противоположно несчастью. Как планомерно достигается счастье? Борьбой против несчастья. Когда долго счастье бывает, тогда своего счастья не замечают, как сказал поэт. Чем же создается несчастье советских людей? Первое: враждебными происками империалистов. Второе: проявлениями эгоизма закоренелых эгоистов. А начало начал — в семье, как гласит пословица — сова не воспитает сокола…
— Я вечно поворачиваю руль не в ту сторону, в какую мне нужно, — сказал нам археолог Грязневич, — зато я всегда вижу что-то неожиданное…
Художник Лепин Анатолий Васильевич — живописец трав:
— Слушай, у меня идея насчет тебя, если выгорит — будешь вся в шоколаде. Ты похожа на Цветаеву, тебе ее только в кино играть. У тебя как с дикцией? Ничё? Это облегчает дело. А чё? Бабки заработаешь!