— Привет! Ты вернулась? Как дела? Все хорошо?
— Да, все хорошо. Я вернулась полчаса назад.
— Здорово! Ты должна мне все рассказать. Но сначала я тебе кое-что расскажу.
Приятно было слышать ее веселый голос.
— Рассказывай.
— Нет, ты должна прийти сюда, в мастерскую. Это сюрприз. Ты должна нам помочь.
— Я сейчас не могу…
— Почему?
— Мне надо… то есть я хочу поговорить с мамой.
— А, конечно. Тогда после мамы — мы?
После мамы она была готова на все. Ее ждал очень трудный разговор, один из тех, после которых требуется поддержка подруги.
— Хорошо, но…
— Тогда мы тебя ждем, — оборвала ее Лючия. — Только давай быстрей. Мы тут такое придумали!
Лючия явно умирала от желания рассказать все по телефону, но, видно, кто-то попросил ее не выдавать секрет.
— «Мы»? С кем ты там?
— Я не могу тебе больше ничего сказать. Но ты не волнуйся. Я уверена, тебе понравится.
Почему-то Грета тоже была в этом уверена. Она попрощалась с подругой и поехала дальше. Около сотни оборотов педалей, семь этажей пешком и счастливые глаза мамы.
— Я выиграла! — победно произнесла Серена.
— Да уж.
Грета приставила Мерлина к стене и села за стол перед матерью.
— Устала?
— Устала.
— Есть хочешь?
— Хочу.
Серена достала из холодильника суппли и филе трески. Две минуты в микроволновке. Две минуты молчания и смущенных улыбок.
— Приятного аппетита.
— Спасибо.
Глубокий вдох.
— Я… я не знаю, с чего начать, — выдохнула Серена. — У меня было время в эти дни подумать, как тебе все объяснить. Я столько речей составила в голове… а теперь не могу вспомнить ни слова. Не знаю, может, ты будешь задавать мне вопросы?
Грета проглотила кусок трески:
— Только один.
— Смелей. Я готова.
Грета тоже была готова. Время пришло, и она смогла остановить его.
— Ты… его любила?
Из всех возможных вопросов этот был самый трудный.
— Да. Очень.
Грета молча смотрела на мать.
— Даже когда он ушел? Ты все равно любила его?
— Любовь нельзя объяснить, как устройство лампочки.
Это точно. Во всяком случае, когда это действительно любовь.
— Тогда почему ты не вернула его, когда стала получать от него письма?
— Жизнь должна была продолжаться.
— Хочешь сказать, что ты сделала это ради меня?
— Нет, Грета.
— Тогда почему?! Он мог вернуться. Мы могли снова быть вместе. Втроем. Как одна семья.
Она не хотела плакать. Она пообещала самой себе, что не будет плакать. Но у нее не получилось.
Серена нежно положила ее голову себе на плечо.
— Такие вещи всегда сложно объяснить, иногда жизнь вынуждает тебя принимать трудные решения. Говорят, надо делать то, что подсказывает сердце, но когда сердце болит, оно подсказывает слишком громко. Я столько раз видела во сне, что твой отец вернулся и мы наконец счастливы. Бывали моменты, в которые я думала все бросить и отвезти тебя к нему.
— Так и надо было отвезти.
— Нет, я решила не делать этого и ничего не говорить тебе о письмах. Он не был готов, он не изменился. Может быть, он и вернулся бы, но потом он бы снова сбежал, и мне пришлось бы постоянно возвращать и удерживать его. Это было бы слишком больно для меня и для тебя. Я могла только ждать и надеяться, что, может быть… однажды…
Серена стиснула зубы от старой обиды и боли. Боли всех женщин, которые ждали и тихо надеялись. Которые увидели пустыню на краю своей жизни и перешли ее. В одиночестве, с каждым шагом оставляя позади часть своих страхов. Они разучились плакать. Они сильнее чувствовали радость в жизни за пустыней. Во имя завтрашней любви.
Серена не плакала, она баюкала на плече голову своей дочери и казалась очень счастливой.
— И вот теперь этот день пришел. Ты стала сильной и смелой. Смелее меня. И воплотила мои надежды.