Мысли разбегаются, остается лишь один страх за неизвестное будущее и дикая тревога, что бьет набатом внутри.
Я оказалась беспомощной, заложницей ситуации, где никто не сможет мне помочь. Абсолютно никто, я осталась одна, наедине со своими проблемами...
Нужно абстрагироваться.
«Давай, Сара, думай о чем-нибудь хорошем! Вспомни самые яркие моменты из жизни. Как по щелчку, в голове вихрем всплывает все, связанное с Артемом, и его голос с хрипотцой, от которого по нервным окончаниям бегут мурашки.
«Прокатиться хочешь?»
«Мелкая манипуляторша».
«Хитрая, сексуальная, ахуенная Лиса. Моя Лиса».
«Че ты, мегера».
«За закрытыми дверьми, между мужем и женой нет ниче омерзительного, Лиса»
«Ты в безопасности, я рядом».
«Простишь меня, Сар, за все?»
Но вместе облегчения от воспоминаний меня накрывает волна отчаяния и слез обреченности. Я больше никогда его не увижу, не услышу, не смогу почувствовать тепло рук и губ. Мы больше никогда не пособачимся, а затем страстно не помиримся. Мы больше никогда не окажемся вместе в том охотничьем домике, не приготовим вместе еду. Арт не прокатит меня на своей очередной классной тачке. Я не окажусь рядом с ним на переднем сиденье во время уличной гонки. Не проснусь в его медвежьих объятиях, не почувствую блуждающие по моему телу руки и не услышу слова о том, что принадлежу только ему. Ведь это больше не так.
«Ненавижу тебя, Артем Князев! Так сильно ненавижу! И себя я тоже ненавижу — за слабость, за чувство, которое оказались неразделенным. Ведь в твоем холодном сердце никогда по-настоящему не было для меня места. Только для Деллы!
Я должна отпустить тебя, но не могу и не знаю, смогу ли когда-нибудь это сделать. Сейчас ты, наверное, с ней, или в очередной раз страдаешь в одиночестве от холодности своей Адалин, пока я медленно умираю изнутри за тысячи километров.
Но несмотря ни на что, я желаю тебе счастья, искренне, хоть и не со мной.
Наверное, именно так и поступают любящие люди.
А я люблю. Хоть ты никогда этого не узнаешь».
Я запечатаю свои чувства под семью замками в сердце и больше никогда и никому его не открою. Потому что любить безумно больно...
Горячие слезы стекают по щекам на шею, но я продолжаю лежать в позе эмбриона, не в силах пошевелиться, пока в голове со скоростью света мелькают флешбэки. Время идет, а я упиваюсь жалостью к себе, пока тахикардия и боль в груди не отступают, оставляя лишь физические недомогания. Сделав в сотый раз глубокий вдох и выдох, поднимаюсь, сводя лопатки, чтобы размять затекшие косточки. Белый бинт практически насквозь пропитался кровью, нужно обработать палец перекисью, но я не хочу видеть свой палец с отрезанным тату в таком состоянии.
Мне нужно взять себя в руки и подготовиться к вечеру, если я не хочу, чтобы с Мишей что-то случилось. Олег ясно дал понять, что за мое непослушание и фокусы пострадает брат. Простояв так несколько минут, мысленно настраиваюсь, пытаясь вытиснить из головы все лишнее и сосредоточиться только на самом важном.
«Все пройдет и все заживет. Время лечит, Сар».
Мне хватает нескольких минут, чтобы выключить внутри себя тот рычаг, отвечающий за чувства и эмоции, я вырубаю его и оставляю только одну версию себя: как назвал Олег, «сучью Сару», которой важна не она сама, не какой-то мужик, который променял ее на другую, а один человек — брат, беззащитный подросток, которому никто кроме нее самой помочь не сможет.
Наклонившись к кровати, поднимаю с нее белый банный халат и, еле передвигая ноги, шоркаю в прилегающую ванную комнату. Что ж, ориентируюсь я тут, как в собственном доме, так как провела здесь несколько дней, чего уж отказываться от предоставленных барином благ. Вешаю халат на крючок и запираю дверь на защелку. Впервые мне страшно поворачиваться к зеркалу, потому что я даже не представляю, что в нем увижу после вчерашнего и сегодняшнего. Стою несколько минут, разглядывая темную плитку, выложенную мозаикой, и считаю до десяти, чтобы успокоить сбившееся дыхание и подкатывающую панику. Мое эмоциональное состояние нестабильно на все двести процентов.