осветление. Все пустяшные, доселе роившиеся, словно мухи над выгребной ямой мысли мгновенно рассеялись, мозг облегченно вздохнул, и я принялся анализировать увиденное со скоростью света. Хотя в принципе анализировать было нечего. Нужно было просто бежать. В глухой подворотне, куда не выходят окна жилых домов, а прохожие забредают лишь справить нужду или выбросить отходы жизнедеятельности, или как я - желая сократить дорогу, возле мусорных бачков стоит черный, блестящий «хаммер». Явление в наше время само по себе конечно не новое, как впрочем, и наличие рядом с ним двух крупных, под метр девяносто, облаченных в одинаковые черные костюмчики мужиков, но вот то, что они вытаскивают из чрева автомобиля, уже анахронизм и наводит на размышления. Сейчас же не девяностые, попытался, было, я себя успокоить, людей уже так не возят, но очертания целлофанового свертка упрямо твердили обратное, впрочем, как и глаза уставившихся на меня «трудяг». Холодные, серые, словно пасмурное осеннее небо они просто не в состоянии были излучать теплоту. Да и лица, холеные, наглые, со свернутыми носами отнюдь не являли собой образец добродетели. Одним словом, встречаться с подобными типами, да еще и в подобном месте мне всегда хотелось меньше всего. Но отступать оказалось поздно. Отпущенный сверток, шурша целлофаном, упал на бетон, из недр раздался едва слышный всхлип, руки бандитов, как я их про себя окрестил, нырнули за пазуху. За оружием, пронеслось в голове, сейчас будут стрелять. - Милиция! - раздался неизвестно откуда многократно усиленный аркой спасительный вопль - Всем лежать мордой в пол. Хлопнул выстрел. Я послушно свалился на грязный бетон и принялся со злорадным страхом подглядывать за бандитами. Сволочи хоть и растерялись, но следовать приказам милиционеров, отчего-то не торопились. Я мысленно выматерил нерасторопность последних и судорожно сжал кулаки. Чего гады медлят? Раздался повторный, усиленный аркой хлопок. Рука моя дернулась. Я ожидая увидеть кровавую рану со страхом метнул взгляд на кисть, и с тоской осознал, что подмоги не будет. Оказывается, ору и стреляю я сам. Причем из самого обычного, хоть и сделанного под «Макарова», но газового пистолета, разрешение, на ношение которого лежит во внутреннем кармане. Оружие лоха против лохов, печально вынес я, запоздалый вердикт и в то же мгновение меня накрыло облако слезоточивого газа. Капут, неизвестно с чего, видимо с перепугу, всплыло внезапно немецкое слово и, я не пытаясь сдержать разом хлынувших слез, надавил на курок. И еще, и еще. Подыхать так с музыкой. Когда пистолет перестал трепыхаться, а вместо грохота сухо защелкал металл, затворная задержка почему-то не сработала, я не пробуя даже открыть, плотно сжатые веки и каждую секунду ожидая удара, на ощупь двинулся в сторону щели. Легкие разрывались от боли, лицо горело, сознание на грани провала, а выражение полцарства за коня перефразировалось в жизнь за глоток свежего воздуха. Но вот и спасительное отверстие. Я отбежал на несколько метров, колени подкосились, утренний завтрак перекочевал на траву, и я целиком отдался на растерзание кашлю. На бандитов мне было плевать. Газовое похмелье, не в пример алкогольному наступало долго и очень мучительно а, наступив, принесло только новую порцию боли и страха. В голове сразу всплыли бандиты, злосчастный сверток, оказавшийся на поверку бесполезным "макарыч", собственная беспомощность и вообще все житейские неурядицы. Захотелось сесть и заплакать, не от слезоточивого газа, нет, а просто как маленькому ребенку. Чтобы как в детстве, вместе со слезами ушли все несчастья и обиды. И чтобы подошел кто-то взрослый и сильный и пожалел бы и защитил бы от этого жестокого несправедливого мира. Но нет. У меня этого не было даже в детстве а, следовательно, неоткуда этому взяться и сейчас. А стало быть, как бы мне не было жалко себя нужно в миллионный, а может и в миллиардный раз стиснуть зубы и, поднявшись с земли снова идти вперед. Куда и зачем я не знал, не в данном случае нет, а вообще по жизни. Но зато я знал твердо одно, раз мне дарована эта жизнь, я должен прожить ее до конца. И еще. Не знаю уж что это, завышенная самооценка, мания величия или просто больная фантазия неудачника, но мне отчего-то всегда казалось, даже не казалось, а я твердо знаю, что предназначен для чего-то большего, может даже великого, но уж никак не для охраны зэков". Водитель подался вперед, как гончая вставшая в стойку и ткнул в кнопку "пауза". Судя по автопортрету, парнишка лошок. И скорее всего уже дохлый. А иначе откуда в машине его диктофон? Да еще за обшивкой в багажнике. Не забыл же он его в самом деле? Лексеич неспешно достал документы. Лампа вспыхнула под потолком. Птс оказался потертый, но явно родной. Или очень добротно подделан. Водитель скривил рот в усмешке и папка легла в бардачок. Алекс выключил свет и вальяжно откинулся в кресло. Динамики хрюкнули, но низкий гул пролетающих фур беспардонно вонзился в несчастные перепонки, и кроме шипения и неразборчивого бормотания - ничего. Хотя звук максимальный. Но вот вновь прорезался голос. "Аккуратно промокнув полой майки глаза и сетуя на отсутствие поблизости водопровода, я осторожно, тщательно выбирая куда ступить, направился к месту недавнего боя. Засады я не боялся, как впрочем, и не страшила меня возможность увидеть два задохнувшихся тельца с дико выпученными глазами. Бандиты, хоть я и не слышал когда, но, скорее всего, явно удрали. Или на худой конец заперлись в автомобиле, и льют крокодильи слезы. Но в любом случае, раз я еще живой им определенно не до меня. А осторожничал я лишь потому, что какие-то плохо помывшие перед едой руки, товарищи, которые мне совсем не товарищи, так заминировали всю прилегающую к тропке местность, что, даже дойдя до забора, я так и не понял, как смог проскочить вслепую. Я даже на всякий случай внимательно осмотрел подошвы и собственные штаны. Вдруг это я с перепугу? Но все оказалось чисто. Ни капли фекалий. Меня это удивительным образом приободрило, а, аккуратненько выглянув в щель, я и вовсе уверился в собственном фарте. Ни бандитов, ни джипа, ни даже свидетелей. Один лишь большой целлофановый сверток, да переполненные бачки, спрятаться за которыми смог бы лишь тощий помойный кот. Сердце усиленно затрепыхалось. В голову тут же полезли различные мысли и я, озираясь, как вор, несмело шагнул к кульку. Милиция, так жарко мной призываемая всего лишь какие-то полчаса или час назад, теперь с еще большим жаром была мысленно послана вслед за бандитами. Свидетелем, понятым или что еще того хуже пособником, а то и главным подозреваемым, мне быть не хотелось. Гораздо больше меня сейчас прельщала другая, услужливо нарисованная подсознанием более радужная перспектива. Только бы этот в обертке был жив. С замиранием в сердце, присев на корточки и внимательно поглядывая по сторонам, я осторожно толкнул целлофановый сверток. Тот мгновенно отозвался едва слышным стоном. Живой!