, смуглая дама лет двадцати с короткими черными волосами и в черном сильно декольтированном вечернем платье решительно встала из-за стола, мелькнул небольшой чуть припухший увенчанный крохотной вишенкой холмик и я быстро отвел глаза - И это все? - грозно зыркнула, не лишенная привлекательности, но явно чересчур, нервная дамочка на съежившегося дворецкого - И что прикажете после этого гостю обо мне думать? Что я ноль без палочки? Или бесплатное приложение к мужу? Чего притих поганец чесночный? Или кровушка лишняя появилась? Дворецкий, испуганно перекрестившись, попятился задом, пытаясь при этом хоть что-то сказать и сжимая в руке за спиной неизвестно откуда добытую ложку. - И хватит столовое серебро крысить - не унималась Антуанэтта - Все равно не поможет. Или может быть, ты ее для меня наготове держишь? Чтоб мне было чем твою жидкую кровушку черпать. Так тогда лучше фужер с соломинкой таскай и про лед не забудь, так мне больше нравится. - Дорогая - нерешительно начал было вставать так называемый повелитель всея земли, но под пламенным взором Антуанэтты мгновенно утух и с виноватой полуулыбкой обведя взором публику и не найдя поддержки, уселся обратно. Остальные, по видимому уже давно изучившие склочный нрав родственницы стойко молчали, предоставив несчастному, вконец замордованному Генриху самому разбираться с бушующей Антуанэттой. А та, с каждой минутой распалялась все больше и больше. - Чего молчишь, словно воды в рот набрал или плети давно не пробовал? Так мы это сейчас исправим. - Повернувшись к стоящим у дверей стражникам, Антуанэтта приказала - В пыточную его. На дыбу. Клещами рвать аспида. Чувствовалось, что поганка хорошо изучила данную тему, а, глядя на раскрасневшееся в диком гневе лицо да раздутые ноздри, невольно хотелось воздать хвалу господу за то, что сейчас не семнадцатый век и подобные методы давно уже вышли из моды. Правда, несчастный дворецкий, по-видимому, так не считал. Мгновенно упав на колени и взвыв дурным голосом «матушка не погуби» он принялся с частотой не доступной даже отбойному молотку тюкать своей, судя по звуку пустой черепушкой, по каменным плитам. Не знаю уж как другим, но мне от этого стало как-то не по себе. Это какую же надо иметь зарплату - неожиданно пришло мне на ум - чтобы так убиваться? Да никаких богатств мира не хватит потом на лечение нервной системы, не говоря уж о лечении головы. Нет, решил я. Это явно все понарошку, но, заметив появившиеся на камне кровавые пятна, все же слегка засомневался. А вдруг это и, правда, кровь, а не бутафория. И стучит этот дятел, как-то уж слишком правдоподобно. Аж пол вон дрожит. В общем, решил я, не знаю что это такое, но если шутка, то какая, то чересчур уж зловещая. И что самое главное членовредительство деда, в смысле головоприкладства, пусть хоть и скорей всего ненастоящее, не произвело ни на кого ровным счетом никакого впечатления. Даже Марина и та не проронила ни слова. Сидит себе и преспокойно глазеет на это самобичевание. А к старику между прочим уже идут стражники. - Стойте - не выдержал я, прекрасно осознавая всю глупость своего поступка - А кто мне представит оставшихся? Заметив возникшее замешательство, я тут же поднялся из-за стола и поспешил закрепить свой успех. - Я, конечно, могу понять гнев княгини - подбирая слова, как неопытный дипломат, неуверенно начал я - Но если взглянуть на это с другой стороны, то выходит что дворецкий то прав. В зале повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь предобморочным жужжанием рухнувших мух. Такого нахальства от безродного чужака здесь явно никто не ожидал. Но больше всех обалдела Антуанэтта. Беззвучно хватая ртом воздух, и тщетно силясь найти подходящие слова, чтоб выразить всю гамму вспыхнувших чувств, она словно бешеный хамелеон непрерывно меняла окраску, обдавая собравшихся волнами гнева. Чувствовалось, что еще миг и бедняга взорвется как скороварка. Только последствия будут намного масштабнее и разрушительней. Решив, что выдерживать паузу дальше преступно и даже опасно, я, пригубив из бокала вина, с самым что ни на есть, простодушным видом продолжил. - Дело в том, что в этом мире есть вещи порой недоступные для описания даже талантливейшим из людей, не говоря уж о бездарях, неучах и просто обычных людях. Ну, вот как, к примеру, описать бездну и величие неба. Или красоту и романтику полуночных звезд, не говоря уж о таком многогранном и загадочном существе, как прекрасная юная дама. Лично я не смогу. Да и ваш Генрих скорей всего тоже. И он это в отличие от меня сразу же понял и даже больше. Он нашел способ тактично и просто намекнуть всем нам, что представляемая им дама настолько возвышенна и не похожа на всех остальных, что все земные эпитеты по отношению к ней в лучшем случае просто банальны и неуместны, а в худшем так вообще оскорбительны. Причем для того, что бы подчеркнуть это, он, перечислив все титулы князя, ни словом не обмолвился о заслугах и регалиях Антуанэтты. А их, я уверен, не меньше. Но зато этим, он автоматически перевел ее из разряда обычных женщин в разряд небожительниц, которые не нуждаются ни в каких земных ярлыках. - Сделав на этом месте паузу, дабы смочить пересохшее горло и дать обалдевшим хозяевам время на осмысление сказанного, я вдруг к большому своему удивлению разглядел их остекленевшие со сбитой фокусировкой взгляды и понял, что чуточку переборщил. Но если для закаленных великосветскими раутами представителей княжеского рода мой треп был не более чем жужжанием цапнувшей мошки, сумевшей на миг завладеть их вниманием, то для дворецкого он стал настоящим открытием. Бедняга буквально окаменел с отвисшей челюстью и вываленным языком, что, учитывая нахождение его опорно-двигательной системы в горизонтальном положении, делало горемыку похожим на пса, а вернее на Булгаковского Шарикова. Точно. Один к одному. Разбитый лоб. Полное непонимание происходящего. Отрывки воспоминаний и мыслей проскальзывающие в глазах. И вот он апофеоз его старческих размышлений. Кряхтя и держась за скрипящую поясницу, дворецкий, с трудом встав с гранитного пола, взглянул на застывших господ. Но как. Столько важности спеси и высокомерия не набралось бы и у десятка особ королевского рода. Что уж тут говорить о сидящих за столом низкородных плебеях, которые, судя по виду дворецкого, и титул-то получили лишь благодаря его титаническому краснобайству. - Ну, ты горазд, брехать - первым вышел из ступора тучный Иван, отчего-то напомнивший мне вареник. - Любую кошелку враз уболтаешь. Комплимент если честно, был не заслуженный. Дело в том, что подобное красноречие у меня проявляется только в экстренных случаях или после принятия небольшой толики горячительного, коим в данном случае послужило вино. А посему чтобы пользоваться этим так называемым даром по своему усмотрению мне нужно либо постоянно находиться в предынфарктном состоянии, либо не расставаться с бутылкой, причем в виде капельницы во избежание передоза. А так как это практически невыполнимо, то я все свободное от выпивки и стрессов время, до неприличия косноязычен. Врожденная скромность, а вернее привитый родителями еще в детстве комплекс неполноценности, буквально морскими узлами связывает мой язык. Я не могу, к примеру, сказать, кому ни будь комплимент, даже если он будет на девяносто девять процентов правдой. Не могу просто так, где ни - будь в транспорте или на улице познакомиться с человеком, в общем проще сказать, что я ни фига ничего не могу, чем еще страниц этак на десять перечислять все свои мыслимые и немыслимые внутренние запреты. Но все это, слава богу, распространяется лишь только на незнакомых или малознакомых людей. С близкими людьми я веду себя вполне адекватно. - Вина всем - негромко хлопнув в ладоши и практически не повышая голоса, приказала княгиня - Хорошо сказано. За такое не грех и выпить. По залу прошелестели облегченные вздохи, кто-то угодливо захихикал и лишь скандалистка, молча уселась на место. Причем брошенный ею в мою сторону взгляд был намного красноречивее всех моих слов, и выражал он, как ни странно, вовсе не ожидаемую мной ненависть, а любопытство. Хотя я мог и ошибаться. С такими женщинами никогда нельзя быть ни в чем уверенным на все сто процентов. Откуда-то из полумрака, едва не теряя подметки и крепко прижимая к груди кувшин, вылетел мордатый Стольничий, а это, судя по белому халату, напяленному поверх кафтана и огромному белому колпаку, явно был он, и спешно наполнил бокал княгини. Всем остальным подливали вынырнувшие откуда-то из-за гобеленов ядреные девки в ярких, по-видимому, праздничных сарафанах и лишь возле злобной девчонки с напыщенным именем, словно пришибленный пес увивался сам князь Николай, безуспешно пытаясь, хоть чем ни будь да угодить своей недовольно фырчащей супруге. - Любимая, может быть красного? - лебезил разноглазый повелитель всея земли - Ты ведь любишь. Вот и «Медвежья кровь» есть. А хочешь, коктейль смешаю? - Да - неожиданно громко, не сказала, а рявкнула Антуанэтта и гаденько улыбнувшись, добавила - «Кровавую Мэри» мне. Стоящая возле Ивана дородная девка, пронзительно охнув, кулем осела на пол. Подол бесстыже задрался, обнажив крепкие, белые ляжки. Коса разметалась как дохлый удав, а выпущенный из рук кувшин щедро сдобрил картину густым темно-красным вином. Как пить дать готовая сцена для фильмов ужасов. Только паники не хватает. И действительно, ник