Преображение
-Княгиня! - Я опустился на корточки. - Вы меня слышите? Кошка неожиданно зашипела, заерзала, шерсть дыбом, глаза по полтиннику, когти как ятаганы, не кошка - дикая рысь. Я попробовал перехватить разбушевавшегося зверька и на руках тут же закровоточили порезы. - Скотина - зло прошипел я с трудом удержавшись чтобы не врезать мерзавке стрелой. Кошка выскользнула, рука машинально метнулась следом, пальцы сомкнулись на холке, и зверек затрепыхался в вытянутой руке. - Попалась - не удержался я от злорадной ухмылки - Суженая - ряженная. Кошка принялась с удвоенной силой изворачиваться и внезапно истошно, как мартовский кот заорала. Мой перепуганный взгляд метнулся к княгине. Старуха безмолвствовала. И по моему даже уже не дышала. По крайней мере кровь между пальцев уже точно перестала сочиться. Я горько вздохнул. « Несчастная девочка. Как я теперь посмотрю ей в глаза. Сначала отец, теперь мать и ведь что самое плохое в смерти несостоявшейся тещи невольно повинен я». Глаза затуманились. Стало ужасно жалко Марину, княгиню, себя и даже безумно орущую кошку. - Стрелу сохрани - внезапно вырвал меня из прострации едва слышный шепот. - Вы еще живы - проблеял я удивленно. - Давайте я сбегаю за врачом. - Не надо - еле слышно выдохнула княгиня. Лицо ее передернула судорога, рука, обнажая прореху в платье, съехала на живот, веки поднялись и я содрогнулся. Глаза у княгини оказались зеленовато- желтыми с узкими вертикальными щелочками черных как смоль зрачков. Как у хищника. - Теперь уже - внезапно окрепшим и низким голосом вновь выдохнула старуха. Зловонно пахнуло, меня чуть не вырвало, дрожь пробежала по телу. Узкие женские губы слегка растянулись в улыбке и вдруг ощерились частоколом невероятно больших и желтых клыков - Недолго осталось. Стрела не вернулась в старушечью грудь лишь потому, что я в ужасе оцепенел. Ни убежать, ни шелохнуться, лишь мысли перепуганными мышами беспомощно заметались среди извилин. «Бежать! Воткнуть в бабку дротик и мчаться! Но если все это обман, то меня упекут за решетку. А это не может быть правдой. Люди не превращаются в вурдалаков»! Пронзительно захрустело, точно княгиня давила орехи, тело под платьем раздулось как на дрожжах, швы затрещали, из прорехи полезла серая, подернутая легкой дымкой собачья, а может и волчья шерсть. Мозг лихорадочно заверещал: « Под платьем резиновый костюм, который сейчас надувают как в цирке, напротив дыры присобачена шкура, пока одежда свободна ее не видно, треск якобы ломающихся костей - из встроенных в спинку динамиков, ну а стрела - была пришпандорена ранее». Женщину выгнуло, диадема съехала набекрень, волосы растрепались, и я вдруг с ужасом увидал острый холмик собачьего уха. «Померещилось» - тут же нашелся мозг - « Или муляж был припрятан в прическе». Еще один приступ, похожий на эпилептический, рык перешедший в вой, диадема с пучком шевелюры скатывается с головы, старуха на удивление четким, выверенным движением, не глядя, подхватывает ее и я с ужасом вижу что вместо кисти уродливая, скрюченная, полузвериная лапа. Ажурный металл сминается как фольга, кошка воспользовавшись тем что рука моя приспустилась, впивается маленькими, отточенными, коготками мне в ляжку, оцепенение исчезает и я отдирая животное точно сайгак мчусь к дверям. Позади трещит ткань, с хрустом ломается дерево, что-то адски скрежещет, то ли когти о камень, то ли клыки, стены сотрясаются от нечеловеческого рыка, а в голове как ни странно лишь рой из технических предположений. «Когтистая лапа - перчатка, диадема не золотая, а из позолоченного капрона, истерика кошки - либо реакция на ультразвук, либо длительная дрессировка и вообще - такого просто не может быть». Плечо протаранило дверь и я вылетел в коридор. Ни души. Зато от разбитого трона, мягко перебирая огромными лапами и не сводя с меня глаз, приближается натуральный, я бы даже сказал чересчур, только размером с медведя волк. Уши прижаты, голова низко опущена, из ощеренной пасти тягуче стекает слюна. Такой сожрет не подавится. Я навалился на створку. «Только б успеть»! Волк взвился в воздух. Дверь с грохотом затворилась и кровь раскаленной лавой ударила в голову. «На дверях нет запоров»! Прыжок к рыцарю-муляжу. Меч с трудом, но подался, кошка, больно впиваясь когтями, переползает на спину, я вновь подлетаю к дверям и клинок, как влитой, входит в два кольца-ручки. «Успел»! Дверь содрогается от удара, летит штукатурка, створки расходятся, выгибая клинок как рессору, ручки становятся яйцеобразными, и я вижу в щель влажный, черный нос зверя. По телу проносится дрожь, я вздымаю стрелу, волчий нос исчезает, кровь в жилах стынет от жуткого воя и я как пришпоренный мерин срываюсь в галоп. Не зная куда, не ведая от кого, по черно-белому шахматному полу, мимо входной, заложенной мощным засовом двери, по мраморным белым ступеням с обезумевшей кошкой на холке, стрелою в руке я взлетаю на верхний, последний этаж и затравленно озираясь, прислушиваюсь. Тихо как в склепе. Только на каменных стенах потрескивают факела, да как молот стучит мое сердце. «Да это же общежитие. Средневековое»! Коридор длинный и узкий, заканчивается хоть и красивым, но грязным витражным окном. Стены мрачные, серые, потолок низкий и закопченный. Дорожка как мешк