— Я всегда была для тебя недостаточно хороша, — проговорила она негромко.
Миссис Крейги на мгновение растерялась, потом ее глаза вдруг увлажнились.
— Я же приехала к тебе. — Она вынула из сумочки мятый желтый конверт, повертела в руках.
Лола узнала собственный почерк.
— Ты не выбросила его?
— «Мы с тобой — единственные родные друг другу люди», — процитировала миссис Крейги.
Лола в изнеможении откинулась на спинку кресла; сердце билось в груди, точно попавшаяся в сети птица. Ей было больно, Лола не знала, что говорить и что делать. На минуту она прикрыла глаза, и в душе неожиданно затеплилась робкая надежда: а может, и в самом деле еще можно помириться?
Когда она снова взглянула на мать, миссис Крейги внимательно осматривала комнату.
— Я и представить не могла, что ты так живешь.
Гостиная была просторной и вполне респектабельной, хотя и не слишком богатой. Никакой особенной роскоши.
Лола недоуменно потрясла головой:
— А что же ты себе представляла?
— Ну, уж больно скромно живешь. Учитывая все обстоятельства.
— И в самом деле, — согласилась Лола. — Учитывая все обстоятельства. По-моему, я бесконечно тебя разочаровываю. Из раза в раз.
— Почему ты разговариваешь со мной таким тоном? Ведь я приехала к тебе из-за океана!
— А я все задаюсь вопросом: зачем же ты так сильно утруждалась?
— Конечно, ты могла бы жить с большими удобствами, — снова вернулась к своей мысли миссис Крейги, глянув на конверт, который так и держала в руках; пальцем она невольно поглаживала штемпель города Мюнхена.
Наконец-то Лола поняла, о чем речь.
— Было время, когда я жила во дворце с лестницей из хрусталя и еще в другом, принадлежавшем императрице Жозефине. А нынче я живу по средствам, и мне хорошо.
— Живешь по средствам? — В голосе миссис Крейги прозвучали визгливые нотки. — Графини так не живут!
— Зато все очень достойно и респектабельно, согласись. По-моему, ты как раз должна быть довольна. Неправедно нажитое быстро уходит; я была щедра к другим, как другие — ко мне.
— Неужели ты все растратила попусту?
Лола засмеялась.
— Ты обо мне тревожишься или о себе?
— Я — твоя ближайшая родственница, — уверенно заявила миссис Крейги.
— Я уже составила завещание.
— Но я — твоя мать! Я тебя родила! И я этого никогда не забуду, хотя ты, похоже, уже не помнишь. Не понимаю, отчего ты такая скверная. Ты всегда была крайне странным ребенком.
— Знаешь что? — проговорила Лола. — Я тебя прощаю.
— Ты меня прощаешь?! Я сделала для тебя все, что могла, и ты же меня попрекаешь!
— Однажды я просила у тебя прощения, но ты предпочла не ответить на письмо. Давно уже прошло то время, когда мне что-то было от тебя нужно. Извини, если ты из-за меня постоянно испытывала неловкость.
Миссис Крейги мило улыбнулась и сменила тон:
— Тебе нужно отдохнуть, бедняжке. Я приехала в Нью-Йорк на две недели. Когда ты почувствуешь себя лучше, возможно, я еще раз смогу тебя навестить?
Опираясь на трость, Лола с трудом поднялась.
— Кажется, теперь я тебя устраиваю. Но боюсь, что ты не устраиваешь меня. Когда мне нужна была мать, тебя не было. А теперь я в матери не нуждаюсь.
— Ты меня прогоняешь?
— Похоже на то.
Миссис Крейги тщательно оправила юбки.
— Скажутся на тебе твои грехи, вот увидишь, — пробормотала она.
— Ты имеешь в виду, что свое нынешнее состояние я сама на себя навлекла?
Миссис Крейги поджала губы.
— Только ты знаешь, так это или нет.
Прихрамывая, Лола добралась до двери, отворила ее:
— Ты, конечно, найдешь выход.
Еще долго после того, как шаги матери стихли за порогом, Лола стояла в коридоре, одной рукой опираясь на трость, другой ухватившись за дверную ручку. Она прислушивалась к доносящимся с улицы звукам: шаги, стук прокатившегося экипажа, громкий смех ребятишек, постукивание палки в руке ковыляющего мимо старика, хриплое карканье одинокой вороны.
Давайте снова вспомним паука, этот древнейший символ женского темного начала. Укус «черной вдовы», даже если не окажется смертелен, вызовет судороги. При необходимости самка пожирает самца и даже собственное потомство.
Спустя две недели миссис Крейги отправилась назад в Англию, так и не помирившись с дочерью. Она еще несколько раз ей писала, однако Лола ни разу не ответила на письма. Она упрямо продолжала бороться с болезнью, но не прошло и трех месяцев, как заболела воспалением легких и умерла. В конечном итоге ее прежде времени свел в могилу укус насекомого — хоть и не паука, а москита. Малярия, которой Лола заразилась в Индии, непрестанно подтачивала ее здоровье, приступы то и дело повторялись на протяжении многих лет. Говорят, что матери не должны хоронить своих детей. Разумеется, миссис Крейги не приехала на похороны, и в завещании Лолы ее имя упомянуто не было.