Отныне никто не переступает порога их дома. Они вместе выходят и вместе возвращаются — пара изгнанников, пара отверженных. Ника прицепила им желтую звезду на одежду, навесила колокольчик прокаженного, привязала ядро каторжника, о чем не преминула сообщить всем их старинным друзьям. Ни руки помощи, ни слова поддержки, ни капельки сочувствия.
Однажды Абель должен был лететь на частном самолете в деловую командировку вместе со своим начальником и еще несколькими коллегами. В аэропорту его провожала Мари-Солей. Он был крайне удивлен, услышав от одной из самых близких своих приятельниц: «Не целуй меня. У меня грипп!» Чуть позже на все вопросы, касающиеся времени отправления, он получил расплывчатые ответы: самолет запаздывает, поездку вообще могут отменить. Ожидающие были в дурном настроении, раздражительны, казалось, что все готовы обратиться в бегство. Обстановка накалялась с каждой секундой. Абель и Мари-Солей, не понимая, что происходит, пытались (безуспешно) завязать разговор. Полет откладывался, тишина становилась все более гнетущей. Внезапно Мари-Солей взглянула на часы и произнесла: «Я огорчена, но мне придется вас покинуть! Мне следует поторопиться, чтобы успеть на работу». Казалось, что лучик солнца прорезал грозовые облака. Стоило Мари-Солей уйти, как жизнь вернулась к ожидающим отлета, все принялись общаться с внезапно проснувшимся рвением. Все произошло так, как будто течение вернулось в свое русло, после аварии на плотине. Вскоре сообщили, что самолет готов и дамы-господа могут занять свои места… И тогда Абель понял, чем объяснялись все эти отсрочки, эта неловкость, эта нежданная поломка. Жена начальника, как и другие спутницы некоторых коллег, решили, что Мари-Солей собирается лететь вместе со всеми. Они даже хотели отменить полет, лишь бы не оказаться на одном борту с этой женщиной. Обескураженный начальник колебался (ведь все-таки речь шла не о развлекательной воздушной прогулке), а оскорбленные жены, выказывая всяческую солидарность законной супруге, тихо злились. Грипп стал всего лишь удобным предлогом, чтобы не целоваться с Мари-Солей! Вот мерзавцы! Абель поднимался на борт с яростью в сердце. Его унизили, оскорбили, не сказав ни слова…
Дни рождения, свадьбы, крестины, новоселья — все проходило мимо, и только Ника всегда значилась в списке приглашенных. Знакомые не разговаривали с ними или выплескивали на них грязь, состряпанную Никой. Одиночество и оковы! Оковы и одиночество! Салат из одиночества! Они замкнулись друг на друге, укрылись друг за другом, у них не осталось больше жизненного пространства, лишь то, в котором следовало отдавать долги, вести борьбу, отстаивать право на совместную жизнь.
С этого момента Абель начал меняться. Он, раньше возглавлявший список прожигателей жизни, ночных мотыльков, любителей острых ощущений, замкнулся в своей раковине и исчез из города. Затворившись в страницы любимых книг, он открывался лишь для музыки, паря между нотами джаза, фольклорных напевов родного края и классических произведений. Он открыл для себя удовольствие прогуливаться по лесу вместе с Мари-Солей и собирать невиданные дикие растения. В его душе поселился мир, и все его существование отныне превратилось в долгую медитацию, эйфорию от покоя повседневности, от поэзии обыденного, от гармонии обретенного. Мелкие события превращались в церемониалы, верховной жрицей которых, конечно же, оставалась Мари-Солей. Они шли по дороге времени, как сиамские близнецы, в поисках крошечных веточек, необходимых для строительства их гнезда. Они выстраивали и самих себя, они строили супружескую чету, способную превратить грубую реальность в шкатулку маленьких радостей. На работе заметили, что Абель перестал опаздывать, что стал вкладывать душу в любые начинания с серьезностью созидателя. Ему нужны были результаты. Он работал без отдыха… Его речь освободилась от былой фривольности. Он стал походить на диаграмму, для которой не существует ничего, кроме стремления несмотря ни на что двигаться вверх. Он стал человеком, готовым достойно и стойко встретить любые трудности. Изменилась даже его внешность. Волосы всегда безукоризненно причесаны, костюмы вычищены и наглажены, ногти ухоженны, ботинки начищены. Весь его облик выдавал мужчину, заботу о котором взяла на себя сама добродетель. Его новое поведение со временем принесло ему молчаливое уважение, которое обычно проявляют к выдающимся личностям. Он все чаще и чаще стал слышать обращение «господин Абель» или «господин директор», против которого по-прежнему протестовал. Наиболее наблюдательные догадались, что все эти внешние перемены неразрывно связаны с глубинными переменами его личности. В нем просыпалась невероятная, доселе дремлющая, сила.