Так, Селемина, прекрасная толстушка-индианка, радующая глаз роскошным телом, мать троих детей, отцом которых называл себя Эдуард, однажды узнала, что он изменяет ей с ее троюродной сестрой. Сердце женщины, уже измученное непрерывными шалостями сожителя, не выдержало, и она заточила старенькую саблю ревности. Эдуард, вернувшийся после очередного визита к любовнице, притворился невиновным и разгневанным, собрал вещи Селемины и выставил ее из дома. Окончательно обнаглев, он притащил свой толстый живот к Селемине, которую из жалости приютили сердобольные соседки, и потребовал от нее любовных утех. Не выдержав издевательств, женщина нанесла изысканный макияж на лицо наглеца, плеснув в него кипящим маслом.
Так, Матильда была верной женой Ти-Робера долгих семнадцать лет. Она ходила по улицам города с гордой улыбкой, постоянно что-то напевая. Но беда уже поджидала ее. Ти-Робер увлекся бесстыдницей, жившей неподалеку. Он возвращался домой около семи часов вечера, затем в десять часов уходил и появлялся вновь лишь к четырем часам утра. Вначале Матильда протестовала, но вместо ответа муженек награждал ее оплеухой, а потом поступало небольшое перемирие. Тихая, кроткая, Матильда смирилась и страдала в одиночестве от томления женского естества. Семь лет Ти-Робер так здорово обрабатывал свою мандолину для наслаждений, что она родила ему двух прелестных детишек. Большие крестины, давай-давай! Первое причастие, вот он я! Отметим Новый год вместе! Матильда худела, мучилась, впадала в депрессию. Однажды та другая проходила мимо дверей ее дома вместе со своим выводком — порождением бурной страсти — и произнесла: «Это дом вашего папочки, скажите папе „здравствуй“!» Матильда озверела и наконец решилась поставить зарвавшегося муженька на место. Ти-Робер делал вид, что ничего не понимает, и клялся жене в любви. Напрасно. Она подала на развод, он остался без крыши над головой, и, конечно же, его обязали выплачивать огромные алименты! Со временем он стал похож на привидение с грустными глазами.
Друзья мои, если я задумаю рассказать вам все известные мне печальные истории, на это не хватит и нескольких ночей. И вообще, я здесь не для того, чтобы вскрывать все пороки и напоминать о совершенных глупостях! Подобные мерзости творятся и сейчас. Это всего лишь отрыжка былых времен, когда мужчина был господином жара и дрожи, правителем слез и командором веры. Его царство казалось безграничным, и солнце его желаний освещало самые укромные уголки земного шара. Ему было достаточно моргнуть, чтобы вызвать потоп, топнуть ногой, чтобы разразилось землетрясение. И если он дарил свою милость какому-нибудь животу, то он ждал тысячи слов благодарности. И по всему свету разносилось эхо женских стенаний. Мужчины силой затыкали рты страдалицам, и наступала ужасающая тишина. Закон называл подобное деяние изнасилованием, но находились мужчины, нагло отвечавшие судьям, что девчушка семи лет сама спровоцировала их! Эти кобели задирали женские юбки с незапамятных времен!
Вот что было в самом начале… Но потихоньку все же изменялось. Из робких куриц женщины превратились в павлинов, гордящихся своим роскошным оперением. Единожды убедившись в своей силе, они отправились на завоевание жизни с аппетитом гостей, опоздавших на банкет. Они научились свободно уходить и возвращаться без боязни, не заполняя никаких пропусков и формуляров. Они решили, что могут заводить любовников и даже любовниц. Они отказались воспитывать детей. Они забросили кухни. Они забыли о глажке белья, о вышивке крестиком, о грязной посуде, о миссионерской деятельности, о вскармливании грудью, о молитвах, о стирке, о примерном поведении в стенах родного дома, о самом доме, о стыдливости и целомудрии, и еще о сотнях вещей, на которых покоился старый мир, заполненный служанками сердца и желаний. Именно тогда родилось первое поколение освобожденных женщин (в реальности мнимая свобода), к которому принадлежала Ника. Освобожденное от гнета традиций, не стремящееся ни к каким добродетельным идеалам, не умеющее жертвовать, презрительно смеющееся над-тем-что-о-них-скажут, это поколение с пылом выскочки-провинциала бросилось вкушать ранее недоступные радости. Кроме того, эти женщины твердо решили не давать спуску врагу.
Юбка с разрезом, сигарета в зубах, темные очки, руки удобно покоятся на руле; противозачаточные таблетки в косметичке, запасные трусики — на всякий случай, сексуальный полупрозрачный топ; крашеные, перекрашенные, завитые, постриженные, уложенные, налаченные волосы; изящные стринги, а под ними ухоженный и выбритый лобок; накладные ногти и ресницы, нарисованные брови, громкий голос и соленые словечки, уверенная походка — свободная женщина сеяла, ни секунды не сомневаясь (потому что достаточно часто она просто играла!) страшную панику, доселе невиданную на островах. Она совершила гигантский прыжок в будущее, предав забвению древние традиции. Она заложила основы новой цивилизации, в которой понятия «мужчина» и «женщина» стали равнозначными. Она выкинула за борт память предков, и все во имя свободы. Но порой такая свобода вырождается в анархию.