Von weitem lange herein,
fließt mein stiller Rhein,
fließt mein stiller Rhein,
und Ende und ohne Rand.
Mitten im Korn dem reifen,
mitten im Schnee dem weißen,
da fließt mein Rhein ruhig,
und ich bin 17 Jahre alt.
Блондин тихонько подошел к великану и бесшумно опустился рядом, усевшись на краешек подушки и осторожно прислонившись спиной к спине.
Сказала мать: бывает всё, сынок
Возможно, ты устанешь от дорог.
Когда придёшь домой в конце пути свои
Ладони в Волгу опусти.
Издалека-долга течёт река Волга,
Течёт река Волга, конца и края нет.
Среди хлебов спелых, среди снегов белых,
Течёт моя Волга, а мне уж 30 лет.
Jener erste Blick
und wie er einst geschwommen,
der Rhein hat alles mit sich fortgenommen.
Ich bin nicht traurig,
dort ist alter Schmerz
anstatt des Frühlings
habe ich Dein Herz.
Von weitem lange herein,
fließt mein stiller Rhein,
fließt mein stiller Rhein,
und Ende und ohne Rand.
Mitten im Korn dem reifen,
mitten im Schnee dem weißen,
da fließt mein Rhein ruhig
und ich bin 70 Jahre alt.
Здесь мой причал и здесь мои друзья,
Всё без чего на свете жить нельзя.
В далёких плёсах, в звёздной тишине
Другой мальчишка подпевает мне. [3]
Разумовский прикрыл глаза и тихонько вздохнул, расслабляя шею и опуская голову на Стёпино плечо. Чуть потёрся о могучую шею, точно зная, что великан сейчас тепло улыбается.
- Хорошо-то как… - тихо сказал Лёнечка.
И обрушился с неба холодный осенний дождь.
***
После завтрака компания незаметно растеклась по дому, отдыхая от отдыха. Тони устроился на подоконнике в гостиной, тихонько, в тайне от хозяина, дымя в форточку. В кресло у окна устало приземлилась Юленька и поделилась новым открытием:
- Все мужики козлы.
- Глупость какая, - хмыкнул Разумовский. – Не все козлы. Встречаются ещё ослы, олени, свиньи, кобели, коты мартовские. Это не считая мебели типа шкафов и тюфяков, а так же прочей утвари типа дубин и тряпок. Алексей тебя разочаровал?
Юля махнула рукой.
- Реклама опять обманула.
- С рекламой это случается, - блондин, поозиравшись, затушил окурок в стеклянном стаканчике с ароматической свечой.
- Пойду, ребенка посовращаю, - вздохнула девушка, поднимаясь.
Тони слегка завис, удивленно глядя на неё.
- Да не съем я вашего Пашку, папашки, - хохотнула секретарша. – Он звал в картишки перекинуться на раздевание, так пойду, раздену наивняшечку, раз сам напросился, - и грациозно покачивая бедрами, удалилась на поиски «ребёнка».
Дождь прекратился. Разумовский сидел на подоконнике, опираясь локтем о собственное колено, и глядя на потухшую приглушенную зелень сада, на небо, словно разбавленное пеплом, и будто размазанную по нему чьей-то властной рукой пену облаков. Чувствительного носа коснулся знакомый запах. Тот, который ни с чьим не спутать.
- Я надеялся, что когда ты будешь со мной, ты перестанешь пялиться в окно с таким видом, будто сейчас выскользнешь в форточку и улетишь, - прошептал совсем рядом Стёпин голос.
- Странно делать себе пометки на будущее, не имея настоящего, - задумчиво проговорил блондин, не оборачиваясь.
- Оно у нас есть, - приобнял его сзади великан, заглядывая через плечо в сероватый день за окном. – Просто ты ещё не научился его видеть.
- Научишь?
- Научу, это в моих интересах, - Степан с ощутимым наслаждением зарылся носом в его волосы, шумно втянул воздух. – Мне кажется, мы обречены друг на друга.
- Звучит печально, - Тони улыбнулся их отражению в стекле и накрыл ладонь великана своей.
- Это если не понимать всех преимуществ.
- А есть преимущества?
- Да-а-а-а, - многообещающе промурлыкало чудовище и прикусило кожу на шее Разумовского.
- Расскажешь? – блондин по-кошачьи потянулся, не разрывая объятий, и на возвратном движении закинул руки за голову Стёпы, ероша густые непослушные жесткие волосы.
- А то… - великан ласково провел руками вниз вдоль тела Тони, - Пойдем наверх?
В спальне сквозь задернутые шторы прорывался узкий резец неяркого осеннего света, рассекая полумрак, смятую постель и подсвечивая плавно движущуюся пару. Белое стройное тело и загорелое громоздкое с хищными повадками. Они сидели плотно прижавшись друг к другу, спина к груди. И тонкая белизна гармонично накладывалась лунным бликом на плотную яшму. Руки великана томительно скользили по бёдрам блондина, заставляя потираться спиной и крепкими ягодицами о широкую грудь и живот.
И тут волшебство пало под вторжением стука в дверь.
- Прокляну, - рявкнул Степан незваному гостю, и по-хозяйски накрыл возбуждённый член Тони ладонью.
- Па, - сиротливо поскреблись в дверь, - ты мне не одолжишь что-нибудь из одежды?
Разумовский громко засмеялся, но быстро примолк, когда ладонь великана чуть сжалась.
- Паш, погуляй пока, я занят, - прорычал Стёпа, наглаживая поплывшего от ласки блондина.
За дверью возмущенно засопели и снова нерешительно поскреблись.
- Я не могу, я голый, - панически пискнули оттуда.
- Сходи к Виктору, его вещи тебе больше подойдут, - взвыл в отчаянии великан.
- Ёп… - растерялись за дверью, - Вы там трахаетесь, что ли? Извини.
Торопливые шлепки босых ног поспешно удалились по коридору.
- Всю романтику изгадил своей прозой жизни, - ворчливо буркнул Степан. – А чего он голый-то ходит? Я не понял.
- Разврат… - прошептал Тони, толкаясь в ласковую сильную руку, - не отвлекайся.
- Не напомнишь, на чём я остановился? – проворковал великан заводя руку глубоко между ног блондина и пробираясь пальцами между ягодицами.
Разумовский громко выдохнул, выгнулся, подставляясь под ласку, и повернул голову, ища поцелуя. Магия романтичности момента вернулась, но им уже было не до неё. Расплавленная нежность растекалась в крови, сквозила в каждом выдохе, сжимала сердце, заставляла прикрывать глаза, сосредотачиваясь на ощущениях. Привычное погружение члена в тугую горячую плоть, казалось пронзительным слиянием. Внутренности скручивало от невозможности проникнуть друг в друга всем телом, каждой клеточкой, сплавиться в единый поток лавы. Свободно перетекать друг в друга.
Их руки скользили по влажной коже, оставляя горячие следы, пересекались и расходились в плавном танце, переплетались пальцами. Тела слаженно повторяли заученные движения мучительно медленного танго. Вибрирующие волны жара раскатывались от каждого па и затухали где-то в сумраке полутёмной спальни. Дыхания становились всё громче, четко сливаясь вдох с вдохом, выдох с выдохом, вторя каждому толчку, каждому колебанию распалённых до предела нервных окончаний.
Тони жмурился то ли от внезапно ставшего пронзительно-ярким луча света, то ли от застилающих глаза непрошенных слёз. Никогда ещё подступающий оргазм не доводил его до такого состояния. Разрывающая изнутри волна выплеснулась с такой мощью, что он закричал гортанно, протяжно, срываясь в бездонную пропасть головокружения невесомым сознанием. Стёпа лег и обессиленно прижал к себе его, подрагивающее от гаснущих электрических зарядов, тело, успокаивающе поглаживая и тяжело дыша в затылок.
- Люблю тебя, - успел услышать блондин, перед тем как отключиться.
А магия продолжала невесомо окутывать комнату, сплетая из контраста оттенков кожи, слияния запахов двух тел и несмелого осеннего света хрупкую защиту для двоих. Столь же иллюзорную, сколь надежную. Больше спаивающую воедино, чем противопоставляющую миру.
***
Спустя две недели глубокий пятничный вечер сгущался вокруг Стёпы мрачными тенями. Отмазки кончились, и на лице его читалась всё большая растерянность. Разумовский выполнил своё обещание, вывез все личные вещи и сдал квартиру молодой семейной паре с ребенком. Пришла очередь великана держать слово, и, видимо, от осознания этого, с каждым днём чудовище становилось всё более тихим и незаметным. Насколько это вообще возможно при его габаритах. Тони был уверен, что, если бы Степан был поменьше, то сегодня непременно попытался бы спрятаться в шкафу. Но комплекция обязывала хранить невозмутимость, не ронять гордость и достоинство перед неизведанным испытанием, честно встречая его с открытым забралом, лицом… или другими частями тела. Поэтому великан старался просто не попадаться Разумовскому на глаза.