— Выступаем в полночь, — в заключение сказал инженер, — пока отдохните и выспитесь.
Когда все вышли, Бахтадзе взволнованно схватил Гроз-дева за плечи.
— Как же так, Миша…
Гроздев отвернулся.
— Так нужно, Яша…
Он вынул из кармана запечатанное письмо и подал Бахтадзе:
— Если со мной что-нибудь случится… пошлешь это отцу…
В полночь все были в сборе. Двигаться к границе решено было на мотоциклах с бесшумными моторами и ультрафиолетовыми фонарями, свет которых не воспринимался человеческим глазом.
Отряд тихо выбрался на шоссе. Ночь была темная, холодная. Встречный ветер с силой бил в лицо. Грозовые тучи медленно ползли по небу, прикрывая звезды. Густая, тяжелая темь лежала на шоссе. Водители мотоциклов, всматриваясь в укрепленные над фонарем фотоэкраны, воспринимавшие ультрафиолетовые лучи, видели только небольшой круг освещенного ими пространства.
В стороне от шоссе бесшумно подтягивались к границе танковые части, а внизу, под дорогой, по которой ехали разведчики, двигались по коллекторным тоннелям тяжелые артиллерийские орудия.
Раза два сторожевые охранения, обнаружив разведывательный отряд, требовали предъявления документов. Гроздев в таких случаях просил вызвать командира или комиссара части и только им предъявлял свой пропуск.
Всю дорогу Гроздеву вспоминалось детство, родные места, семья… Воспоминания были приятные и необычайно отчетливые.
Вот он видит своего дедушку в широкополой соломенной шляпе, трясущего в саду яблони. Маленький Миша проворно собирает яблоки и кладет их за пазуху. Затем дед сажает Мишу на скрипучую мажару и везет из своей деревни Нижние Дубки в Верхние Дубки, где живет Мишин отец. Они едут мимо неглубокого пруда, населенного множеством крикливых лягушек.
Сейчас нет уже ни пруда, ни Верхних Дубков. Стоит теперь на том месте большой зажиточный колхоз «Красный партизан», и председательствует в нем бывший кузнец — орденоносец Петр Гроздев, отец Михаила.
Он вспоминает, как отец всего полгода назад, во время отпуска, водил его по колхозу.
— Эх, Миша, — торопливо и взволнованно говорил отец, — хочется мне все у нас в колхозе по последнему слову техники переделать. Водопровод чтобы, канализация… Средства у нас есть, дело это вполне возможное. Я уже и в область ездил… Эх, Миша, Миша, вот если бы фашистов и войн не было, как бы мы тогда жили! Был бы ты у меня главным инженером, и такое бы мы с тобой в нашем колхозе оборудовали, что чертям тошно стало бы. Но прежде надо немца разбить. Крепко он памятен нам еще со времен оккупации Украины. Хату они у меня в восемнадцатом году спалили.
Страшные перебои в работе мотора отвлекли внимание Гроздева. Мотоцикл его шел первым, за ним следовала вся остальная группа. Гроздев обернулся и, не видя в темноте никого, лишь по шороху шин услышал, как шли позади остальные мотоциклы.
— Бахтадзе, — тихо позвал инженер.
Машина врача поравнялась с Гроздевым.
— В чем дело, товарищ начальник?
— Ты знаешь эти места. Сколько осталось до границы?
— Километров пять-шесть.
— Отлично. Через три километра сделаем привал и будем ждать рассвета.
Но не успел Гроздев проехать и пятидесяти метров, как мотоцикл его внезапно остановился.
— Что за черт! — выругался Михаил, откатывая машину в сторону от дороги.
— Дрянная история, — сказал Каширин, слезая с мотоцикла.
Оказалось, что моторы всех семи мотоциклов прекратили работу. Все попытки привести их в действие были безуспешны.
— Тут без нечистой силы не обошлось, — усмехнулся Бахтадзе.
Гроздев приказал положить машины в кювет дороги и установить небольшой ультрафиолетовый прожектор. Лейтенант Каширин с помощью младших командиров и Гущина быстро собрал прожектор и питающую его установку.
— Включайте! — приказал Гроздев.
Гущин и Майзлин долго возились с мотором. В темноте не было видно, что они делают.
— Что у вас там такое? — нетерпеливо спросил Каширин.
Он нагнулся и стал помогать запустить мотор. Прошло более пяти минут.
— Оставьте, товарищи, — сказал Гроздев. — Ничего из этого не выйдет. Взгляните на радиометр.
Инженер показал разведчикам маленький прибор, похожий на карманные часы. На его голубом эбонитовом циферблате мелко дрожала тонкая светящаяся стрелка.
— Это значит, — сказал Гроздев, — что со стороны польской границы действуют радиоволны, выводящие из строя наши моторы. Товарищ Каширин, займитесь определением длины этих волн.
Рассветало медленно, словно нехотя. Ветер переменил направление, ослабел, стал теплее. Небо на востоке посветлело, зарумянилось. Отряд Гроздева разместился в густых высоких кустах на влажной от росы траве. Вскрыв консервные банки, разведчики позавтракали.
Гроздев решил ознакомиться с местностью. Он выбрался из кустарника и долго рассматривал в бинокль расстилавшуюся перед ним даль. Вернувшись, он подозвал к себе Каширина и приказал ему связаться с начальником погранотряда. На пограничном рубеже в районе ручья Веселого лейтенант должен был встретиться с разведчиками.
Когда Каширин ушел, инженер во главе отряда двинулся к границе. Шли по неглубокой лощине, медленно и осторожно. Трава была высокая и сырая. Сапоги вскоре намокли, подошвы стали скользкими. Взошло солнце, словно простыню приподняв над полем густую полосу тумана. Идти стало труднее, на расстоянии трех шагов почти ничего не было видно.
Вскоре, по расчетам Гроздева, отряд подошел к пограничной зоне. Инженер сделал привал и послал Симоненко отыскивать ручей Веселый. Ручей оказался неподалеку. До границы оставалось не более ста метров. Гроздев перевел отряд к ручью.
Симоненко, назначенный для связи с Кашириным, условными сигналами известил о появлении лейтенанта. Вскоре оба они показались на берегу ручья.
— Ну, как дела, товарищ Каширин? — спросил инженер.
Лейтенант приложил руку к козырьку и негромко доложил:
— Товарищ начальник, по вашему приказанию связался с начальником заставы Ростовцевым. Ростовцев сообщил, что вчера вечером польские пограничные части ушли с границы. На границе не осталось ни одного человека.
— Работают ли в погранотряде моторы? — спросил Гроздев.
— Моторы прекратили работу сегодня ночью, примерно в то же время, когда у нас остановились мотоциклы.
— Шикарная штука! — засмеялся Бахтадзе. — Как это тебе нравится, Миша?
Инженер достал бинокль. Места здесь были открытые, голые, даже трава казалась серой и тусклой.
Гроздев опустил бинокль и удивленно взглянул на карту. На карте этого района были ясно обозначены кустарники и деревья.
— Что за чертовщина! — выругался инженер и подозвал Бахтадзе.
— Посмотри, Яша. Здесь должны расти деревья и кустарник, но ничего подобного теперь нет…
— Почему «теперь»?
— Да потому, что в тот момент, когда составлялась карта, они были. В точности карты сомневаться не приходится. Немцы что-то затевают. Надо полагать, что растительность со своей территории они удалили совсем недавно, может быть, даже сегодня ночью. Нам, значит, нужно поторопиться…
Через пять минут отряд перешел границу и по берегу ручья Веселого осторожно направился в глубь польской территории. По настоянию Бахтадзе, Гроздев находился теперь не впереди, а в середине отряда: на враждебной территории следовало ожидать самых неожиданных сюрпризов. Во главе отряда шел Каширин. Он выбирал наиболее укрытые места и почти не выпускал из рук бинокля. Но не успел лейтенант пройти и пятидесяти метров, как схватился за грудь и со стоном опустился на траву.
— Ложись! — скомандовал Гроздев.
Разведчики бросились на землю. Врач наклонился над телом лейтенанта. Живот Каширина был окрашен кровью. Бахтадзе приподнял гимнастерку и промыл рану.