«Тогда я посажу их обратно, где взял!» – крикнул он уходящей девушке.
И он действительно пошел – что возьмешь с Ивана-болвана.
Она остановилась, чуть было не сказала «скатертью дорожка», даже губу прикусила.
«Вернитесь… Я возьму ваши цветы!»
Иван просиял и через мгновение уже стоял возле дамы.
«Спасибо!» – сказала она, принимая букет.
«Ради такой красоты и… красавицы… – Иван не нашелся вдруг, что дальше сказать, и почувствовал себя мальчишкой. – В награду скажите хотя бы свое имя».
Она чуть усмехнулась: «Ольга».
«Ольга… Какое красивое имя».
Не хотелось уходить, прерывать эту невидимую серебристую нить, которая их соединила; несколько минут – просто миг в океане времени, а сколько чувств, страха, негодования, обиды, растерянности и облегчения, когда он вернулся с романтичным букетом…
«Иван, мне пора». В глазах еще оставался укор, но на прощание Ольга улыбнулась.
«Мы еще встретимся», – без сомнений произнес Родин.
Она не ответила.
Иван пошел в свою роту, размышляя о том, что его романтичный порыв был с хорошей свинской подкладкой. По сути, Иван не сильно-то и рисковал, единственно, что снайпер мог подстрелить. Прошлой ночью саперы именно на этом направлении сделали проходы в минном поле для каждого танкового взвода. Здесь была низина, она позволяла скрытно выйти на рубеж развертывания. Передали проходы той же ночью, как говорится, из рук в руки. И обозначили, использовав стволы срубленных деревьев, покрасив их с тыльной стороны белой краской. Ольга их не заметила, а враг – тем более.
Глава шестая
Нет ничего хуже долгой дороги на марше. А если эта дорога изувечена нашими «Junkers-Ju-88» или советскими штурмовыми бомбардировщиками… Единственная надежда, что подложенные мины, вырванные из земли взрывами, не уцелеют.
Так размышлял командир взвода 2-й роты 505-го батальона тяжелых танков (schwere Panzer Abteilung 505), бортовой номер «тигра» 123, лейтенант Вильгельм Зиммель. Он восседал на башне. Только что ему пришла в голову интуитивная мысль сменить фуражку на каску. Сделав это, он заодно снял и протер от пыли защитные очки.
Серые, унылые и привычные приметы войны уже давно не трогали его: смердящие мертвые лошади, остовы сгоревших грузовиков, раздавленные артиллерийские орудия, обугленные Т-34 и «Pz Kpfw III» и останки экипажей. Пламя войны выжгло все деревья вдоль дорог, оставив где почерневшую листву, а где всего лишь огарок черного ствола.
Вильгельм подумал, что в первых числах августа в Faterland, в его родном Потсдаме, гораздо теплее. И уж точно по ночам совершенно не холодно. Ну а о предстоящей русской зиме вообще думалось с тоской и содроганием.
Не вызывали у Зиммеля никаких чувств и сгоревшие избы, от которых уже даже не ощущался и запах гари. От иных остались черные стены, от других лишь печи с трубой. Странное изобретение… У них в доме была уютная, под потолок, с узорчатым кафелем печь. Как приятно было после зимней прогулки греть на ней свои руки…
Из приказов командования Зиммель знал, что большевики заставляют свой народ, поголовно, в том числе и детей, под страхом смерти идти в партизаны. Сейчас в каждой избе может сидеть потенциальный враг. И поэтому цена одного снаряда, выпущенного в дом врага, гораздо ниже, чем пуля из этой избы в спину нашему солдату…
Механик-водитель Клаус с трудом обводит боевую машину по краям воронок. Мины – главная беда даже для «тигра». Большевики еще не придумали танка сильнее «тигра». На Т-34 пушка слаба и броня тоже. Поэтому на марше судьба их всех в руках Клауса, Санта-Клауса, как его прозвали, едва он появился в экипаже. Добрый парень, отличный семьянин, как только принимается за прием пищи, расплывается в потусторонней улыбке, витает в своей Саксонии. Молодец-отец, в каждый отпуск ухитряется заделать очередного «арийца». В тридцать три года пять или уже шесть детей, наверное, сам давно сбился со счету.
Заряжающий Куно, доблестный воспитанник «гитлерюгенда», из сельской семьи в Тюрингии, брюзга с большими амбициями. Говорит, что вечно кидать снаряды в казенник – много ума не надо! Мечтает стать унтер-офицером и получить Железный крест. Говорю ему: «Ты ефрейтор, и наш великий фюрер тоже был ефрейтором! И кем стал! И ты тоже можешь стать фюрером!» Призадумался болван… «Да, фюрер, он великий, – говорит. – И чего он сделал тогда, когда был ефрейтором, чтобы стать потом великим?» «Куно, – говорю, – отпусти усики!» Отпустил… Потом все начали ржать над ним. Сбрил. Сейчас дрыхнет, качается, головой о броню постукивает… Проснется, покажу «вмятины» на броне. В первые три секунды поведется, потом зубы оскалит в ухмылке. Но реакция и ловкость у Куно – отменные, снаряды идут, как на конвейере.