Здесь Грабин не ограничивается оглуплением отдельных должностных лиц. Видимо, ни ГАУ, ни Генеральный штаб были не в состоянии либо не удосужились произвести даже «самый приблизительный подсчет», чтобы сравнить количество стволов дивизионной артиллерии у нас и в старой русской армии, правильно оценить мобилизационные потребности, мыслили категориями Первой мировой войны и совершенно не представляли себе масштабов будущих боевых действий.
Зачем понадобилось автору путать вопросы серийного выпуска с разработкой новой пушки? Всему миру известно, что в вопросах развития вооружения и военной техники нельзя стоять на месте. Не ставили точку на последнем серийном образце ни артиллерия, ни танки, ни авиация.
И вновь противопоставление себя всем и вся, не видящим дальше своего носа, выпячивание собственной личности — единственного провидца, умеющего заглянуть в будущее и смело закладывающего его основы вопреки всеобщему противодействию.
Непозволительно фамильярно и бесцеремонно Грабин разглядывает и описывает одного из выдающихся героев Гражданской войны, видного военного деятеля М. Н. Тухачевского:
«Внешность М. Н. Тухачевского не соответствовала моим представлениям о большом пролетарском полководце. Уж очень красив и молод, созданный как будто не для военных, а совсем для других (?) дел» (№ 11, 1973 г. стр. 134).
Говоря о приверженности М. Н. Тухачевского к идеям использования в артиллерии динамо-реактивного принципа, автор приписывает ему легкомыслие и недальновидность в решении вопросов, имеющих первостепенное значение для обороны страны, и мимоходом так характеризует его, а заодно подчеркивает свою принципиальность и смелость:
«По-видимому, искренне убежденный в своей правоте, он не мог доказать ее, но, как человек увлекающийся, горячий, не считал для себя возможным отступать. Как я понял, ему до сих пор не только никто не возражал относительно его идеи перевода всей артиллерии на динамо-реактивный принцип, но даже поддакивали: не все решаются говорить начальству правду, если знают, что эта правда будет начальству неприятна. Я же как специалист не мог, не имел права не возражать» (№ 11, 1973 г., стр. 150).
В своих воспоминаниях автор приводит многочисленные примеры бесед с т. Сталиным, который советуется с ним по вопросам вооружения и, в частности, танкового.
Так, в очередной раз вызвав к телефону Грабина, Сталин говорит:
«— Я хочу с Вами посоветоваться. Есть мнение, что тяжелый танк вооружен маломощной пушкой, не отвечающей задачам тяжелого танка…»
И продолжает:
«— Значит, у вас давно сложилось мнение о недостаточной мощности семидесятишестимиллиметровой пушки для тяжелого танка?
— Да, товарищ Сталин.
— Очень жаль, что я раньше не знал об этом. Скажите, пожалуйста, можно ли в тяжелый танк поставить стосемимиллиметровуго пушку?
— Можно, товарищ Сталин.
— Значит, мощную стосемимиллиметровую пушку мы установим в тяжелый танк?
— Да, товарищ Сталин.
— Спасибо Вам за совет, до свидания» (№ 9, 1974 г., стр. 169, 170).
Полноте, т. Грабин, что мешало Сталину узнать ваше мнение? И почему о возможности установки в танк 107-мм пушки он спрашивает вас, а не главного конструктора тяжелых танков т. Котина Ж. Я.? Или Сталину не было известно, кто устанавливает пушку в танк?
Почему-то автор умалчивает о дальнейшей судьбе 107-мм пушки. Видно, причины неудач с ее отработкой нельзя взвалить на военных.
В безудержном самовосхвалении автор переходит всякие границы. Он пишет:
«18 мая на городской площади состоялась моя встреча с избирателями, и дернула меня нелегкая во всеуслышание заявить, что фашистская Германия — наш злейший враг и война неизбежна в ближайшем будущем. Впрочем, „нелегкая дернула“ — неточное объяснение. Я прекрасно понимал и значение пакта о ненападении, связывавшего в то время СССР и Германию, и то, каких трудов стоит продление мирной передышки, и то, как нужна она, чтобы дать Красной Армии современное боевое оружие. И вместе с тем, оказавшись перед моими избирателями, я не мог не высказать им „открытым текстом“ того, что меня волнует.
Читатель, знакомый с обстановкой в стране в те предвоенные месяцы, поймет, как прозвучало мое выступление перед сотнями людей и чем это могло для меня обернуться» (№ 9, 1974 г., стр. 174).
Чего здесь больше — рисовки, самолюбования или политической незрелости?
На протяжении всей книги (более 170 журнальных страниц) не нашлось ни одного доброго слова о других главных конструкторах, о других, не конструкторским бюро Грабина созданных, орудиях. Наоборот, автор старается подчеркнуть недостатки других и самовлюбленно перечисляет преимущества своих решений, своих пушек (№ 11, стр. 155; № 12, стр. 136; № 8, стр. 180) и т. п.