Мастер Мартин пообещал в точности исполнить волю своего государя, отвесил почтительный поклон и отправился восвояси. Императору же вздумалось позабавиться. Созвал он всех своих советников и с самым серьезным видом задал им такой вопрос: «Скажите-ка мне, на что, по-вашему, нужно потратить четыре гроша, чтобы первый раздать, вторым — долг отдать, третий — на ветер пустить и четвертым — самого себя накормить?»
Советники смущенно переглядывались, не зная, что сказать, и молчали. «Ну, что же вы, господа мудрецы, — потешался над ними император, — до сих пор вы ни разу не терялись, когда я спрашивал у вас совета. Куда теперь подевалась ваша хваленая премудрость? Поразмыслите-ка хорошенько! Даю вам три дня сроку, а затем желаю услышать ответ!»
Тут принялись умудренные господа советники ломать себе мудрые головы, да все без толку: сколько они ни старались, разгадать загадку так и не могли. Был среди них один старый, почтенный советник, из тех, кого на мякине не проведешь. Он рассудил так: прежде чем император задал нам эту загадку, побывал у него тот диковинный кузнец и о чем-то с ним беседовал. Стало быть, без кузнеца здесь не обошлось. А уж вытянуть из простака то, что нам нужно узнать, спору нет, будет легче легкого. Лукаво улыбаясь, привел он своих сотоварищей к мастеру Мартину, и все вместе они насели на беднягу кузнеца — расскажи да расскажи. Правда, не так-то просто оказалось выманить у силача его секрет, как это думал старик советник. Кузнец точно воды в рот набрал и знай помалкивал. В конце концов советники сдались и посулили ему за разгадку все, что он только пожелает.
Кузнец почесал в затылке и вымолвил: «Ладно, идет, разъясню я вам эту задачку, только сперва доставьте-ка мне сюда сотню золотых».
Делать нечего — деньги были доставлены, и кузнецу отсчитали сто монет. Мастер Мартин брал каждую денежку в руки и внимательно рассматривал их одну за другой. Затем он поведал советникам про свои четыре гроша — в чем тут собака зарыта, и они удалились, радуясь, что на этот раз им удалось провести своего повелителя.
Когда истек назначенный срок, советники явились к императору и дали верный ответ на его вопрос. Советники ожидали, что теперь-то Фридрих будет доволен их мудростью, однако случилось как раз наоборот. Император не на шутку рассердился, узнав, что высокочтимые господа советники на этот раз пустили в ход не собственную, а заемную мудрость. Никто, кроме кузнеца, не мог дать им столь безупречно точный ответ. Фридрих велел позвать к себе мастера и стал бранить его за ослушание. «Разве не воспретил я тебе строго-настрого хоть словом единым обмолвиться о нашем разговоре? — заключил он сурово. — Как посмел ты нарушить мое повеление?»
«Повеления вашего я не нарушал, — возразил Железная Рука не моргнув глазом. — Эти господа вручили мне сто золотых. На монетах я сто раз увидел лицо моего всемилостивейшего императора, прежде чем поделился с ними секретом. А выполнив это условие, Ваше Величество, я вправе был говорить, как вы мне и наказали».
Тут император громко расхохотался. Он не в силах был сердиться на хитреца и отпустил его, наделив на прощание щедрым подарком. Так мастер Мартин унес с собой двойную награду и, довольный, возвратился в свою кузню.
Рассказывают, что в Вене долго еще не смолкали толки об этой истории. И не один венский житель, надо думать, мечтал о случае свести знакомство с императором, как это получилось у кузнеца Мартина.
Каленбергский пастор
Виганд фон Тебен, каленбергский пастор, — так его все обыкновенно называли — еще в студенческие годы прославился как известный балагур и весельчак, любивший потешить народ своими безобидными проделками. Но и после учебы, когда он получил от Отто Веселого приход в Каленберге, нельзя сказать, чтобы он слишком уж остепенился. Достаточно было взглянуть ему в глаза, чтобы убедиться: как был он плутом, так и остался. Много сохранилось рассказов о его разных проказах.
В бытность свою студентом пошел он как-то раз к одному из самых хороших мясников в городе, чтоб купить себе окорок. Долго не могли они сторговаться, мясник и студент. И вот пока они стояли да спорили, принялся Виганд на чурбане, где мясо разделывают, орехи колоть. А мясник-то стоял как раз, прислонясь к этому самому чурбану. Студент тогда потихоньку взял и пришпилил его гвоздиком за подол — а тот ничего и не заметил. Видит мясник, что не получить ему своих денег, и говорит:
— Знаешь, дружище, коли ты мне мою цену не заплатишь, так и окорока ты не получишь.
— А это мы еще посмотрим! — ответил ему на это студент, рассмеялся и — хвать окорок, да бежать. Мясник хотел было вдогонку броситься, да ничего у него не вышло, потому как был он крепко-накрепко к чурбану приторочен. Мало того, что он окорока лишился, так еще все над ним потешаться стали, когда разнеслась молва о том, как его студент одурачил. Прошло несколько дней, Виганд снова заявился в лавку и честно заплатил за свой окорок. Мясник же, вместо того чтобы вытолкать проказника взашей, принял его весьма любезно, потому что с того самого дня, как студент его к чурбану пригвоздил, дела у него пошли еще лучше и от любопытствующих посетителей отбою не было.
Когда же Виганд поселился уже в Каленберге, где получил приход, явилась к нему однажды нежданно-негаданно супруга герцога со всею своею свитою и заявила, что, дескать, обедать здесь будет. Пастор бросился обед устраивать, похватал какие-то миски да горшки, развел на скорую руку огонь в печи и поставил все посудины, как были пустые, на плиту. Покачала герцогиня головой и удивленно так спрашивает:
— А что же горшки-то у тебе все пустые?
— А я подумал, что Вы привезли с собою еды с герцогской кухни. Мне-то герцогинь со свитами кормить не под силу, потому как вы за один день все съедите, что у нас на целый год припасено.
Рассмеялась на это герцогиня и велела принести еды из походных запасов, так что и пастор внакладе не остался.
При всей любви и уважении, которыми пользовался сей пастор, был все ж таки один человек, который его терпеть не мог — богач из Вены по имени Филипп Юццельшнейдер. Этот самый богач давно мечтал заполучить весьма доходный приход в Каленберге для своего племянничка и вбил себе в голову, что хитрый пастор не иначе как интригами да кознями у него это местечко из-под носа увел. Вот и принялся он всеми правдами и неправдами добиваться того, чтобы пастора со свету сжить. Первым делом принялся он крестьян против Виганда настраивать, стал им петь, что, мол, ка-ленбергский пастор как сыр в масле катается и все ему мало, он еще, дескать, и у крестьян последнее тянет. И нашлись такие крестьяне, которых задело за живое то, что Юццельшнейдер им о пасторе наплел, в особенности же то, что он якобы собирается новую крышу на церкви делать, хотя и старая еще хоть куда.
Но мало того, Юццельшнейдер, чтоб совсем уж пастора среди прихожан ославить, затеял еще одну каверзу. Заказал он одному художнику картину, на которой велел изобразить волка, который перед стадом баранов проповедь держит. Волк должен был походить на пастора, ну, а баранами, стало быть, представлялась вся его паства. На следующее воскресенье эта красота должна была появиться прямо на дверях церкви, чтобы все ее после проповеди увидели. Художник взялся выполнить сей заказ, а сам тут же рассказал обо всем пастору, который на самом деле был его другом. Тот подговорил его все сделать по-другому, на что художник, рассмеявшись, согласился.
На следующее воскресенье Виганд, как обычно, читал проповедь. Уже ближе к концу услышал он, как к дверям церкви прибивают заказанную картину, но и виду не подал, а только про себя усмехнулся. Крестьяне же прямо изнывали от любопытства и не могли дождаться, когда кончится проповедь, чтоб посмотреть на картинку, о которой они рке краем уха слышали. Под конец вспомнил пастор и о новой крыше для церкви. Только просил он немного: всего-то, чтобы хватило на починку крыши над алтарем. Крестьяне вздохнули с облегчением, потому как на такую ерунду можно и раскошелиться, тут много денег не понадобится.