– Не отдавай меня, Пипа́! Я не хочу забывать Таню, не хочу забывать тебя, не хочу к противным теткам! – взмолился он, простирая руки к Пипе.
Дурнева-младшая, не совсем еще опомнившаяся после внезапного появления у нее в комнате трех взрослых мужчин, собралась с духом и шагнула вперед.
– Не вмешивайся, двянь, или повалеешь! Я запвосто смогу пвевватить тебя в мовскую свинку! – прошипел магвокат. Зрачки в его добрых прежде глазках исчезли. Теперь там полыхало адское пламя.
Пенелопа отпрянула.
– Пипа́, ради меня! Я знаю, я тебе дорог! – вновь взмолился Гурий.
Он титаническим усилием попытался встать, но смог лишь со стоном приподняться на руках. Глаза Пуппера слипались – гипнотическая магия уже сделала свое дело. Торжествующие магнетизеры наклонились, собираясь поднять Гурия и погрузить его на ковер-самолет. Молодой магнетизер с бумажкой уже заботливо смахивал с ковра снег, чтобы Пуппер, не дай Древнир, не простудился бы и не огорчил этим своих теть.
Дочка дяди Германа решилась. Вся ее любовь, все поцелуи, которыми она несколько лет покрывала рамку с фотографией, – все алкало теперь возмездия.
– Держись, Гэ Пэ! Я иду! – крикнула она, в решительнейшую из минут прибегая к этому любимому и более привычному для нее имени.
В блестящем прыжке лосося, аналоги которому можно было отыскать разве что в Старшей Эдде, Пипа вцепилась в руку Гурия и дернула его на себя. Точно так ее мама Нинель однажды отвоевала дядю Германа у его секретарши, которая имела фигуру богини и глаза персидской кошки. У тети Нинели не было ни фигуры, ни соответствующих глаз, но дядя Герман – потрепанный, но живой, остался в полной ее власти. Секретарша же – гм… впрочем, сдержусь. Это как раз тот случай, когда о людях говорят или хорошо, или ничего.
От неожиданности магнетизеры отпустили было Гурия, но почти сразу, опомнившись, ухватили его за ноги и потянули к себе.
– Это что еще за фокусы? Конкувенты? Пвочь отсюда, девчонка! – брезгливо сказал Хадсон и с нехорошей улыбкой поднял руку, явно припоминая заклинание.
Пипа ощутила, как влажная ладонь Пуппера выскальзывает у нее из руки. У нее не хватало сил удерживать ее. Все-таки два взрослых магнетизера и магвокат были сильнее четырнадцатилетней девчонки.
– Гэ Пэ, нет, Гэ Пэ! Ты мой! А вы пошли прочь, пока я вас не укокошила! – со слезами крикнула Пипа.
Из последних сил она вцепилась в ускользающую руку Пуппера. Магнетизеры хладнокровно дернули Гурия на себя и стали деловито укладывать его на коврик. Пипа стиснула уже пустую ладонь и внезапно ощутила в ней что-то твердое и прохладное. Соскользнувший с пальца перстень Пуппера, перстень Гэ Пэ!
Голова у Пипы закружилась. В груди, точно девятый вал с картины Айвазовского, поднялся гнев. Она с трудом стояла на ногах, ощущая, как внутри у нее зарождается какая-то неведомая сила. Сила такая могучая, что Пипу распирало изнутри.
– Парус спускалус! – крикнул магвокат Хадсон, первым заподозривший неладное.
Красная искра помчалась к Пипе. Но дочка дяди Германа увидела почему-то не искру, а четыре скрещенные молнии. Не задумываясь, что и зачем она делает, Пенелопа мысленно свернула их и отбросила в сторону. А потом, выбросив кулак со сжатым в нем кольцом, крикнула страшным голосом:
– А вы все прочь! Проваливайте на кудыкины горы собирать помидоры! Мой сладкий Гэ Пэ! Никому его не отдам!
И что-то такое грозное появилось в ее голосе, что даже наглые магнетизеры пугливо отпрянули, впервые в жизни испугавшись четырнадцатилетней девчонки. Один из них даже уронил стеклянный шар. Хадсон уставился на свой перстень и потряс его, не понимая, почему не сработало заклинание.
– Что ты сдевава с моей магией? Ах ты, уводина! – удивленно и вместе с тем испуганно воскликнул он.
Пипа окончательно взбесилась. К своей внешности она относилась трепетно. Можно даже сказать, болезненно. Магвокат со своим презрением к лопухоидам переступил ту грань, которую переступать было никак нельзя.
– ВОО-О-Н! ПРОЧЬ, КОМУ СКАЗАЛА! Убирайтесь к вашим теткам! – завизжала дочка председателя В.А.М.П.И.Р.
Раздувшийся черный кокон ненависти, накопившийся у Пенелопы к похитителям «сладкого Гэ Пэ», лопнул. Из стиснутого кулака дочки дяди Германа вырвался красный луч, ослепительный, как прожектор на маяке. Оба магнетизера и магвокат не успели отпрянуть.
– О Двевнив, нет! Она нас убьет! – успел только крикнуть Хадсон.
А еще мгновение спустя на полу остался лишь ковер-самолет с погруженным на него Пуппером, три вороха одежды и вставная челюсть мистера Хадсона.
Гурий рывком сел. Он выглядел ничуть не менее напуганным, чем мистер Хадсон за секунду до своего исчезновения.
– Нет, Пипа́, хватит! Прошу тебя, достаточно! Больше не надо! – крикнул Гурий в ужасе.
Пипа очнулась. Ее ладонь разжалась. Кольцо выкатилось на пол. Пуппер поднялся с коврика и дико уставился на Пипу. Потом вдруг расхохотался, да так, что замотанные скотчем очки подскакивали у него на переносице.
– Колоссально!!! Ты владеешь интуитивной темной магией! Сколько же ее в тебе, если ты обошлась без заклинаний! – воскликнул он.
– Чего? – недоуменно переспросила Пипа.
– Да-да… Разумеется, я слышал, что магия может пробудиться в лопухоиде или в том, кого считали лопухоидом, в любом возрасте, но чтобы с такой силой! В чародейской практике таких случаев one-two и обчелся – их заносят в справочники, они становятся легендой! – продолжал восхищаться Пуппер.
Пенелопа посмотрела на свою нелепую пижаму, пошевелила большими пальцами ног и хмыкнула.
– Я владею темной магией? – спросила она хрипло.
– А чем же ты их снесла? Не праздничным же пирогом? Ты сама хоть что-то ощутила?
– Не-а… Я возмутилась, а потом вроде как вижу перед глазами четыре серебристые молнии. Я их мысленно сплела и отбросила. Типа нечего тут сорить, не у себя дома, – неохотно буркнула Пипа.
– Ого! Ты отразила атакующую магию Хадсона, а потом выбросила хаотическую магическую волну невероятной мощи. Вон смотри, на обоях вместо цветочков появились гильотинки! Несчастные магнетизеры!
– Я их испепелила? – встревожилась Пипа.
Пуппер снова принялся хохотать.
– О нет, к счастью! Хотя могла бы и испепелить! Ты крикнула «убирайтесь к вашим теткам». Я уверен, для интуитивной магии это прозвучать, как сигнал к телепортации. Бедняга Хадсон!.. Если бы он тебя не разозлил, возможно, магия в тебе и не пробудилась бы… А тут еще мое кольцо! Хадсон! Для такой спешиалист сесть в такой глубокий луж! Воображаю, что будет, когда он появится перед тетей Настурцией в чем мать родила! Перед тетей Настурцией, которая даже душ принимает в водолазном костюме!.. Ну-ка посмотрим!
Гурий взял метлу и разгреб ее палкой ворох одежды.
– Вон и противосглазовые жилетки валяются – ничего не помогло. А ведь ты не знаешь ни одного заклинания! О Пипа́! You are wonderful! Если бы не ты, меня точно упекли бы к теткам, а так пускай еще поймают! Я, конечно, вернусь к ним, но вернусь победителем, а это большая разница! До встречи, Пипа́! Я так тебе благодарен! – сказал он, подбирая с пола свое кольцо.
Гурий попрощался, на этот раз очень тепло, благодарно клюнул влажными губами Пипу в щеку и улетел на метле, прижимая к сердцу ползунки с божьими коровками.
– О Таня! Таня! Ты будешь моей! Я ощущаю твое биополе, такое горячее, такое родное! – шептал он, думая уже совсем о другом.
Пипа стояла у окна, провожая Гурия растроганным взглядом и ощущая на щеке его поцелуй. Внезапно дочка дяди Германа хихикнула, крайне довольная.
Наивный Пуппер! Неужели он думал, что тетя Нинель стала бы держать у себя дома ползунки жалкой Гроттерши? Разумеется, Пипа впихнула ему свои!
Глава 2
Сногсшибательная магвость
Таня Гроттер сидела за самым дальним столиком библиотеки джинна Абдуллы. Ощущая ее огорчение, столик то и дело подпрыгивал и подгибал одну из ломких ножек. По слухам, все столики в библиотеке были заколдованными принцами, некогда неудачно попытавшимися вступить в брак с царевной Несмеяной. Учитывая, что упомянутая царевна давно почила (смерть ее была нелепа: впервые в жизни расхохотавшись, она подавилась крошками), принцев стоило бы расколдовать и отпустить восвояси, однако корыстный Абдулла тянул резину и, утверждая, что библиотека останется без мебели, зажилил с дюжину столиков.