Старушка, не дождавшись конца собрания, накинула на голову теплый, с длинными кистями, вязаный платок, вышла на улицу и с невнятным ворчанием направилась домой. Когда проходила мимо дровяного склада, ей почудилось, что и дрова пахнут каким-то кислым лекарством.
Так Таш-дуду отвернулась от кандидата. Как бы горячо ни рассказывали ей агитаторы о честном достойном Егоре Фомиче, она своего мнения о нем не изменила. Как будто соглашаясь, Таш-дуду кивала головой, но в сердце своем уже не симпатизировала Добрину.
Вскоре подошел день выборов. Старушка надела свои бескаблуковые сапожки-месты, на сапожки глубокие галоши, закуталась в теплый платок и, не дожидаясь прихода за ней машины, медленно волоча ноги, пошла в избирательный участок. Она увидела здесь много знакомых женщин, но в разговор не вступала.
Как только старушка получила бюллетень, к ней подошла красивая веселая женщина, взяла ее под руку и проводила до кабинки. В кабинке Таш-дуду задержалась дольше всех, но на это никто внимания не обратил. Отдала она свой голос Егору Фомичу или нет, тоже не знал никто. Это осталось тайной Таш-дуду.
Если бы бюллетени с фамилией кандидата вычеркнуло хотя бы три-четыре человека, Таш-дуду не так бы забеспокоилась. Но против Егора Фомича голосовал только один человек. На следующее утро, услышав об этом, Таш-дуду была совершенно обескуражена, целый день она не могла забыть, что только она одна голосовала против Добрина. Вечерами она обычно долго засиживалась у своей соседки, живущей рядом через стенку, краснощекой добродушной вдовы, но сегодня ушла к себе рано: Таш-дуду показалось, что дочь вдовы, комсомолка студентка строительного техникума, ею недовольна. Даже в обычном открытом смехе вдовы, смехе без малейшего лукавства, Таш-дуду прочла упрек. О чем собственно горевать старухе? Тот единственный человек, который вычеркнул фамилию Егора Фомича был известен только Таш-дуду. Тем не менее на ее сердце лежала какая-то тяжесть. Она до поздней ночи ворочалась в постели, мучимая бессонницей. Только под утро она наконец заснула.
Ночью Таш-дуду видела сны. Последний сон старухи был очень страшным: ее сын — неграмотный дрогаль, давным-давно погибший на войне, стоял, прислонившись к воротам, печальный и подавленный. Он смотрел на мать и молчал, на нем была серая с блестящими пуговицами шинель, а на смуглом лице поблескивали большие очки. Старуха с криком: «Сын мой, родненький, ты живой!» — бросилась к нему, хотела обнять его, но дрогаль как-то странно поблек, волосы его окрасились в цвет соломы, тело вытянулось и он обернулся Добриным. Таш-дуду сделалось неловко. Она пожелала что-то сказать депутату, но не смогла: к горлу подступил твердый комок и голос оборвался.
Таш-дуду проснулась. Часто-часто билось сердце, дрожали руки, болела голова. Старушка обрадовалась, что перед ней нет больше Добрина. Во рту после сна собралась вязкая слюна. Она глотнула и почувствовала боль в горле. Глоток, точно неразжеванный черствый хлеб, больно царапнул горло.
Было утро. Из окна виднелась крыша сарая, покрытая выпавшим за ночь снегом, с улицы доносились торопливые шаги идущих на работу. Но старуха сегодня не могла подняться и выйти.
Краснощекая соседка почти каждый день навещала Таш-дуду поздним утром. К счастью старухи, она пришла сегодня рано.
— Тетушка Назифе, вы никак больны?
Таш-дуду своей горячей, узловатой рукой показала на горло и утвердительно кивнула белой, как некрашенный шелк, головой. Соседка положила ладонь к сморщенному лбу старухи.
— У вас жар, вставать вам нельзя, — наставительно сказала она. — А почему до сих пор не постучали в стенку? Погодите, сейчас затоплю печку и согрею вам чаю. Бедняжка! Лежит себе и даже голоса не подает.
От раскалившейся печки в комнате стало тепло, через несколько минут пискливо запел чайник. В это время прошла мимо окна дочь соседки, студентка Эсма. Мать, заметив девушку, выбежала на крылечко.
— Эсма, Эсма! Тетушка Назифе заболела. Позвони, детка, к врачу.
Потом она тихо, еле слышным топотом, добавила:
— Видно, тяжелая болезнь: у нее болит голова, горло, дышит она тяжело. Беги скорей.
Эсма торопливо вышла на улицу. По пути в техникум она позвонила в амбулаторию.
Мать же Эсмы целый день заботливо хлопотала у больной.
Короткий зимний день был на исходе. Эсма возвращалась домой. Увидев на углу своего переулка красивую, цвета сирени, машину, она подумала: «Должно быть, к Таш-дуду приехал врач». Однако из машины, подобрав полы шинели, вышел Добрин. Эсма узнала его издали. Он заговорил со стоящими там же двумя пожилыми мужчинами, одетыми в белые овчинные шубы. Через минуту к ним подошла и Эсма.