Скрипнула дверь, и Роза обернулась.
– Идем, идем, – ухмыльнулась она, переступая через порог.
«Ведьма зовет тебя в гости… в гости, в Пряничный домик», – прошелестел внутренний голос, но было уже поздно – он шагнул вперед, захлопывая за собой дверь.
– Добро пожаловать, – воскликнула Роза, делая пригласительный жест костлявой рукой. – Можешь не разуваться. Включить свет? Мне-то все равно.
Павел повертел головой и обнаружил заляпанный жиром выключатель. Коридор осветился тусклым светом единственной лампочки, свисающей с потолка на перемотанном изолентой проводе.
Сняв пальто, Роза нацепила его на крючок. Туда же последовала потрепанная шляпка.
– Ну, твое мнение насчет рассказа, мой юный друг? Мне кажется, особую пикантность ему придала обстановка повествования, не находишь? Застрявший лифт и все такое…
– Это верно, – согласился Павел. Перед глазами мелькнул кадр вставной челюсти на носовом платке, и он кашлянул, прогоняя видение. – Что же касается вашего рассказа… Оговорюсь сразу, это не шедевр.
Немного помолчав, он добавил:
– Но попробовать сделать из него конфетку стоит.
– Спасибо и на этом, – с легким сарказмом откликнулась Роза. Кряхтя, она сняла сапоги и теперь нащупывала ступнями тапочки.
Павел посмотрел на пакет в руках старухи. Тот самый, который она пихала ему там, в застрявшем лифте.
– Так что у вас за картина в рамке, Роза? – мягко спросил Павел.
– Можешь называть меня на «ты», – улыбнулась она. – После того, что между нами произошло…
– Хватит, – резко оборвал ее мужчина. Его щеки покрылись пятнами. – Не хочу слушать об этом. Дайте, пожалуйста, картину. Вы меня заинтриговали.
– Пожалуйста.
Она протянула Павлу пакет и, скользя по стенке руками, двинулась к ванной. Вскоре оттуда донесся звук льющейся воды.
Мужчина быстро извлек из пакета массивный прямоугольник. Из-за упаковочной пленки разглядеть изображение было невозможно, и Павел, подцепив ногтем край полиэтилена, принялся его торопливо разматывать. Когда последний слой соскользнул, с его губ сорвался облегченный вздох.
Море и небо. Солнце над небом. Неуклюжая мазня начинающего художника.
Похоже, Роза догадалась, о чем думает Павел, и крикнула из ванной:
– А ты решил, что там татуированная кожа?
«Да, именно так я и решил», – мысленно произнес он, убирая картину обратно в пакет. Подумав, сунул туда же комок упаковочной пленки.
Вода в ванной продолжала литься. Похоже, Роза смывала макияж.
«А может, она полощет рот», – предположил внутренний голос, и Павел нервно хихикнул.
– Можешь пройти в комнату. Прости, у меня не убрано, – раздался голос Розы.
Помешкавшись, Павел осторожно направился дальше по коридору. Со стен свисали отклеившиеся лоскутья обоев доперестроечных времен, рассохшийся шкаф у стены был забит старыми журналами, облезло-вспученный паркет скрипел и стонал под каждым его шагом. В воздухе витал запах пыли и чего-то прогорклого, вроде подпортившейся пищи.
Ближайшая комната была открыта, и он с любопытством заглянул внутрь. Продавленный облезлый диван с разобранной постелью, допотопный стол с выцветшей скатертью, покосившийся шкаф, старый телевизор «Сокол» с толстым слоем пыли на экране.
Павел двинулся дальше. Следующая комната была заперта на ключ, и он, тщетно подергав за ручку, приблизился к третьей двери. Затаив дыхание, потянул на себя, и та с тихим поскрипыванием открылась. Павел бесшумно проскользнул внутрь, окунувшись в душные сумерки, – занавески в комнате были плотно задернуты, и он различал лишь расплывчатые контуры предметов. Ноздри защекотал тяжелый запах, горьковато-затхлый, какой обычно бывает на помойках.
Нащупав выключатель, он щелкнул кнопкой. Бесполезно, свет в помещении не работал.
«Или лампочка перегорела, или с проводкой проблемы. А может, и то и другое».
Осторожно приблизившись к окну, Павел отодвинул занавески, поймав себя на мысли, что вонь стала сильнее. Когда в комнате стало чуть светлее, он оглянулся, едва не подскочив на месте. В глотке застрял рвущийся наружу крик.
У стены на убогой кровати, прямо на замызганном матрасе, неподвижно лежал костлявый старик. Ноги слегка раздвинуты, руки в полусогнутом положении, как у бегуна, ожидающего сигнального выстрела для старта. Заскорузлый от грязи матрас под стариком был испещрен мутными потеками. За исключением черных трусов, на нем ничего не было. Глаза закатились, на Павла тупо пялились затуманенные белки. Кожа мужчины была изжелта-грязного цвета, с синюшными пятнами.