Другим разом, тоже во Львове, парни в форме сидели на детской площадке. Это где-то возле угла Ефремова и Японской, где довоенная модернистская архитектура встречается с совковой волнистой жестью. Там тоже пили, но мрачно, практически без слов. Сложно было сказать, то ли они только едут на войну, то ли с нее вернулись, но на этой детской площадке они сидели так, будто бы сидели в крепости, и как будто бы никакая сила не имела права их оттуда вытащить. В общем, они там сидели, будто в каком-то святилище. Пили какое-то пиво, курили какие-то сигареты, и было видно, что они на болту имеют весь в мире героизм и все военные рассказы. Но на перепуганных они не были похожи, это никак нет. Скорее уже, на таких, что без дубины не подходи. Милиционеры, которые приближались со стороны улицы Коновальца, заметили это мгновенно своим шестым мусорским чувством, безошибочным инструментом для выявления и ухода от опасности, так что они не воспользовались случаем, чтобы придолбаться к ним, приебаться к чему-нибудь и выдоить пару гривен штрафа или взятки. Менты обошли парней по широкой дуге, глядя на носки собственных вытертых ботинок.
Пили и в Днепропетровске. На берегу реки. Пьянкой это не было: так выпивали что-то в укрытии. Какую-то водку, смешанную с колой или соком. От них несло потом, грязью и спиртным, ногти у них были с траурными обводками, а ладони у них были такие, словно они с самого рождения голыми руками перебрасывали землю. Тут уже никаких сомнений не было: эти с фронта. Они сидели на берегу Днепра, там, где река, по крайней мере, для поляков, уж слишком широка, потому что для поляков основной меркой для реки является мерка Вислы, и обменивались шуточками, не очень громко. От них, в свою очередь, несло разочарованностью. Спокойной, какая-то неестественно безмятежной разочарованностью. Довольно-таки пугающей, честно говоря, потому что выглядели они так, будто бы только что выползли из преисподней, присели на бордюре и начали ласково улыбаться. Было видно, что никуда они не опаздывают, им глубоко по барабану, чтобы куда-то идти, хотя для них все окружающее было временным. С ними были рюкзаки, какие-то пластиковые сумки, забитые каким-то свитерами, одеялами, у других — спортивные сумки на плечо. Собственно говоря, если бы они не носили форму, и если бы рюкзаки кое-кого из них не были военными, они были бы похожи на бродячих торговцев. Или вообще, бездомных. Особенно, с этим их бухлом в укрытии и легкой вонью водочки. Они перебрасывались шутками так же спокойно, как и выпивали, и в этом отупевшем в чем-то даже спокойствии было что-то пугающее. Точно такое же пугающее, как нечто в истеричности парня из львовской пивной и мрачности ребят с детской площадки.
Перед ними тек Днепр, справа находился заходящий в реку ресторан в форме летающей тарелки, а слева — незавершенная гостиница "Парус". Любимое детище Брежнева, который сам был родом из расположенного неподалеку Днепродзержинска; гостиницу начали строить в семидесятых годах с огромным размахом: здесь должны были размещаться бальные залы, кинотеатры, концертные и конференц-залы, рестораны на сотни мест, кафе, вся инфраструктура отдыха и развлечений, десять пассажирских и семь грузовых лифтов. Но сначала скончался Брежнев, потом Советский Союз, и на берегу Днепра остался гигантский, оскалившийся труп без окон, дверей и полов. Словно падаль выброшенного на берег чудища. От десяти пассажирских и семи грузовых лифтов осталось десять и семь зияющих шахт, ведущих в черную пустоту.
В этих руинах, оставшихся после СССР, как и обычно во всех развалинах: пьют и колются. Что-то малюют и выписывают на голых стенках. Иногда кто-нибудь кончает с жизнью прыгая в бездну, а иногда кто-то падает просто по пьянке.
Идея украинского государства, что же делать с объектом, была до-гениальности простой: гостиницу покрасили в желто-голубой цвет. Ну да, это был очередной труп, раскрашенный в национальные цвета. Сейчас он служил гигантским билбордом, самым крупным в городе символом днепропетровского патриотизма[9].
9
Для тех, кто не из Днепра (бывшего Днепропетровска): помимо государственных цветов "Парус" украшен еще и малым государственным гербом Украины — тризубом. Гигантским.