- Можешь не стараться. Это очень прочная нить. От наших приозёрских шелкопрядов. Ты, верно, слышала про таких.
Да, кто же не слышал про этих ужасных насекомых, наводящих ужасы на близлежащие деревни. Колонии приозёрских шелкопрядов жили только в этой небольшой рощице, где росли шелковицы с яркими оранжевыми плодами. Обычно природа сохраняла баланс: деревья-насекомые. Но иногда в особо засушливый или, наоборот, особо дождливый год насекомых становилось так много, что в роще им не хватало места. И они выбирались за её пределы в поисках спокойных мест, где можно было свить кокон и отложить яйца. Нить шелкопряда была настолько крепка, что если в неё попадал человек, самостоятельно он выбраться уже не мог. Матери неотступно следили за детьми, когда полчища оранжевых бабочек подлетали к деревне. Их нельзя было убить: ибо они лопались, разбрызгивая ядовитый сок, который прожигал кожу, оставляя после себя уродливые рубцы.
- Потап, ты… Ты чудовище! Тебе ещё отольются мои слёзы! - неизвестно откуда и взялись силы на этот крик.
- Похоже, ты слишком много говоришь. Ладно, сейчас мы это исправим.
И он шагнул к девушке. Подхватил её на руки, перенёс на кресло. Усадил. Расправил складки платья. Встал на колени по обе стороны её бёдер.
- Потап, что ты делаешь? - прошептала она побелевшими от страха губами, поднимая голову и глядя на возвышающегося над ней молодого человека.
- Совсем не то, о чём ты подумала. - усмехнулся он. - Чтобы попробовать мой леденец, надо заслужить хорошим поведением. - сам захохотал своей сальной шутке.
Надежда облегчённо выдохнула. «Так, спокойно. Спокойно. Пока не прошло венчание, он меня не тронет», - успокаивала сама себя. Но выставив инстинктивно руки для защиты, она ткнулась ими именно туда, на что намекал ей мужчина. И там было совсем не мягко и плоско. Кровь резко прилила к вискам. Те заломило от боли, защипало в затылке, перед глазами поплыли разноцветные круги.
- Ведьма, - услышала она. - Отключи защиту, иначе отсосёшь. Слышишь… - прорычал он.
«Один, два, три, защита, замри...» - отдала она себе приказ. Не понимая до конца, о чём он говорит, она действовала интуитивно.
- Умница. А теперь посмотри в мои глаза.
Он склонялся на её губами, а она, как парализованная, не могла пошевелиться. Мозг понимал, но тело не подчинялось. Надежда крепко сжала губы, ожидая поцелуя.
И вот уже мужской язык поглаживает их, от кончика до кончика. Его слюна неприятно оседает. Девушка ещё крепче сжимает губы. Мужчина начинает зализывать, как собака зализывает рану.
Она дышит всё чаще и чаще. Отчего кружится голова. Хочется пить. Сцепленными руками со всей силы она ударяет его в набухший член. Он, взвизгнув, встаёт.
- М...М. - слышится из её уст. «Пить, пить...» - просит она мысленно. Губы не раскрываются. Они как склеены.
- Ну вот, малышка, теперь ты будешь молчать или мычать.
Надежда попыталась встать, но глубокое кресло не отпускало. От соединённых между собой рук помощи тоже никакой.
- М...М…- произнесла она, поднимая обе руки, давая понять Потапу, чтобы помог подняться.
- Какая ты теперь послушненькая… Слушай, голуба, а я ведь это учту. Ладно, давай. - и он, уцепившись за руки, резко рванул девушку на себя.
Она стояла, боясь пошевелиться. А он прижимал одной рукой к себе, а другой водил по татуировке, шепча: «Я вытравлю этот ужасный рисунок… Если бы он был настоящим, я бы уже укололся о розу.»
Позвал служанок и велел покрыть голову невесты фатой ниспадающей не только за спину, но и скрывающей полностью лицо. Поверх фаты была надета диадема в форме небольшой короны, усеянной драгоценными камнями.
Двери храма бога Солнца распахнулись сами по себе. Степанида вместе с мужем сидела в ложе для родителей невесты. Она несколько раз порывалась, чтобы выйти, но каждый раз за ней тенью следовали люди Губернатора.
- Мне надо позвонить. Узнать, как там дочка. А мой телефон разрядился. - она подошла к какой-то женщине. Но тут же здоровая рука охранника забрала из её руки поданный ей телефон и вернула законному владельцу. Степаниду провели на место и больше не выпускали.