— Да он спит и видит, что его вдвоем ебут, шлюха та еще. Даже Гавчику даст, — несло Василия, — спорим, он под Гавчиком кончит?
Петька облизал губы и опять послал Васю нахуй. А потом сказал:
— Тащи своего Гавчика, мы же на него пришли смотреть.
И Вася притащил, нарушая сразу четыре инструкции. Гавчик сидел рядом, смотрел осуждающе умными глазами, не гавкал и вообще вел себя безукоризненно. Пушистый хвост его торчал вертикально. Макс через силу выпил коктейль (хорошо, что Петька его заставил) и теперь дрых на диванчике, засунув руку под живот.
— Надо укол ему сделать, — засуетился Вася, — а то завтра болеть будет.
Он достал инъектор и долго копался в аптечке, искал лекарство, надписи на ампулах дрожали и извивались. И все смотрел, как Петька медленно стягивает с любовника штаны.
— Совсем снимай, я же пьяный, не попаду, — помахал Вася инъектором.
Гавчик заинтересованно наблюдал за происходящим.
У Макса стояло даже во сне, вот же шлюха… Кажется, Вася вслух это сказал, когда укол делал.
— Он не шлюха, — возмутился брат, — это у него на меня стоит.
— Он тебя не отличит от собаки. Гавчик, трахнешь нашего друга, и мы тебя отпустим.
А дальше Вася помнил смутно, потому что братец зарядил ему в рожу, но промахнулся, слегка задев скулу, они повалились и начали лупить друг друга, скорее даже в шутку, а на диване стонал Максим, как будто от удовольствия, и Гавчик… Блядь! Они так и замерли, глядя на дергающегося на Максе Гавчика.
— Сука, ты мне нос разбил, — сказал Петька.
У Васи в штанах закаменело вмиг. Он подполз поближе, чтобы ничего не пропустить, Макс стоял коленями на полу, оттопырив зад, а руками шарил по пластиковой обивке дивана. Гавчик вдруг дернулся резче, слез с Максима (тот застонал обиженно) и отошел невозмутимо в сторону. Вася потрогал приоткрытую дырку, оттуда что-то сочилось, чуть-чуть совсем. И прижался ртом к губам Макса, грубо потянув его на себя за волосы. Тот покорно прогнулся, раздвигая ноги еще шире. Какое, оказывается, у Макса лицо необычное, как у ангела, только губы красные, развратные, а у ангелов они не такие, точно…
За спиной что-то грохнуло, и послышался визг и скулеж, на полу корчился Гавчик в зеленой какой-то луже, а Петька стрелял и стрелял в него, никак не мог остановиться.
***
Макса в очередной раз вырвало, он подождал немного, а потом принялся вставать, скребясь дрожащими руками по пластику. Сантехника самодовольно посверкивала синими и белыми боками, оформление “морской бриз”, он сам выбирал, долго, еще показывал каталог Пете, а тот отвечал “да, сойдет” на все варианты.
Он сел на крышку унитаза, его снова затрясло, вчерашние воспоминания мешались в голове калейдоскопом: вот Петька велит: “пей!”, вот все вертится и шумит от щедрой дозы медицинского спирта, его несет по волнам, так приятно… А вот уже Петя собирается заняться с ним любовью, снимает штаны — и в следующий момент над ним сопит огромная собака, в задницу тычется горячее и большое, а Макс стонет от наслаждения…
И теперь Макс застонал, уже от невыносимого стыда и боли где-то в груди: любимый, ничтоже сумняшеся, подложил его под инопланетную псину. Смешно, наверно, было, подрочили с братцем на пару над такой порнушечкой, а как же, собака есть, безотказная шлюшка есть, как не посношать…
Он с трудом забрался в ванну и долго сидел там, голый и без воды, сил не было включить. Пока снова не стошнило, уже желчью, тогда только заставил себя все смыть. И потом долго драился жесткой мочалкой и тремя гелями с разными запахами… все казалось, что псиной несло.
Макс часа три в ванной провел, слава богу, на работу идти не надо было. Суббота, да и он всегда брал отгулы перед петькиными приездами, знал, что на следующий день не в состоянии будет. Правда, настолько не в состоянии он еще ни разу не был… А Петька с утра бодро на службу помчался, опохмеляться, наверное. А может, ему после собаки и смотреть-то на Макса было противно? Понять можно, вот Максу даже быть собой противно, не то что смотреть.
Он в каком-то полусне провел до вечера, все ждал Петьку, то ли поговорить хотел, то ли поругаться. А перед самым его приходом вдруг испугался, предстоящая встреча показалась невыносимой. Он заметался по комнатам, а потом схватил куртку и позорно бежал — шляться по безлюдным коридорам базы, людей было видеть тоже невыносимо.
Как-то его вынесло в сектор отдыха, в маленький автоматический барчик, днем там перекусывали чиновники Управления, такие же как он, а сейчас здесь было пусто и темно, только маленькая рождественская елочка мерцала на стойке.
— Погасни, — сказал Макс, когда в баре начали загораться огоньки и гирлянды в честь его прихода.
И снова оказался в блаженной тьме, даже решил заказать себе кофе по-ирландски.
Но без движения его снова начали донимать мысли и воспоминания, и Макс ушел, не допив. В соседнем ресторане было светло и людно, небольшие компании сидели за столиками, горели свечи, кто-то играл на гитаре, кто-то негромко смеялся. Теплая, дружелюбная атмосфера, как где-нибудь в маленьком российском городке на далекой Земле, все друзья и коллеги, и никого не ебут собаками… Макс судорожно обхватил себя за плечи и отступил назад, подальше, хотел было уйти, но вдруг увидел Ваську, Петькиного брата. Тот вышел из ресторана и стоял, мечтательно глазея на бликующий силовой купол базы. В руках него была гитара, а белый китель научного корпуса залихватски висел на одном плече, как у гусара.
— Василий Алексеич, давайте на бис! — крутился перед ним полузнакомый парень.
— Шаланды, полные фекалий! — нарочно немузыкально взвыл Васька и выдал душераздирающий аккорд, вокруг засмеялись. — Из моря Тоха привозилллллллл!
Смех усилился, а Макс развернулся и побежал, а его преследовало внезапно всплывшее новое воспоминание: вот Васька, известный повеса и балагур, странно притихший, гладит его по голове и осторожно, почти благоговейно целует. Когда… когда это было? Уже после собаки? Может, это Васька и остановил тот кошмарище?
Он больше не мог держать это в себе, надо, надо с кем-то поговорить, чтобы не спятить окончательно. В очередной раз его занесло в жилую зону, и он вспомнил вдруг о Наташке. Да, вот кто его выслушает и поддержит… и никому не скажет…
Наташа открыла ему в неглиже: черные боксеры и белая майка-алкоголичка.
— Макс? Чего так поздно? — зевнула она. — Заходи.
— Суббота вечер, — криво улыбнулся он. — Дай, думаю, зайду к подруге в гости.
— Мы всегда рады… — она была слегка навеселе: суббота вечер.
Макс прошел за ней на кухню, там были остатки маленького пиршества, банки консервов, конфеты, початая бутылка шампанского.
— Чай, кофе, потанцуем?
— Давай кофе…
— Эт кто тут? — к ним, как мелкий белобрысый чертик, выскочила Женечка, Наташина подруга. — Ааааа, проклятый размноженец! Гони его прочь, Нат, вдруг размножаться начнет. Я тогда его экс… экстерминирую!
— Брысь отсюда! — Наташа бросила в нее банкой с солеными семечками, промазала, а Женька с хохотом скрылась в коридоре.
— Что это она? — растерялся Макс.
— Да не обращай внимания… это я с ней о детях хотела поговорить. И вот, — она сморщилась и потерла лоб, а потом слегка повысила голос: — Почему у всех девушки как девушки, а у меня экстерминатор, а Макс?
Макс попробовал улыбнуться, но в этот момент Женька крикнула: “скажи боженьке спасибо, что не космодесантник, деточка”, и его улыбка жалко дернулась. Да, Петька космодесантник, да, это тоже случается, спасибо боженьке.
Наташа быстро взглянула на него и достала из морозилки водку.