Глава 15.
20.
Ох, дед Михей... И сейчас перед глазами у меня потухшие очи пастушка цвета неба... Что за урок проходил мой дед? Что должен был постичь через эту невинную жертву?
Мой запрос был, показать за что я не люблю людей? Почему не вижу в людях свет, жду что зверем лютым тьма вырвется из людских сердец?
Дед Михей вёл чистую жизнь. У него был Друже. Уж кто это был, светлый дух-покровитель или сам Бог - неведомо. Дед Михей был идеальным проводником светлых сил, инструментом в руках Всевышнего. Ему неведомы были сомнения или страхи, его вела твёрдая рука провидения.
Единственное, что надо было делать деду Михею - это доверять безоговорочно Высшей Силе, предаться полностью и сердцем и разумом.
Убийство невинного сместило точку опоры деда Михея, заставило усомниться в своем предназначении. Я знаю, что Друже не покинул деда Михея, он говорил с ним, только мой дед был так оглушён жестокой расправой, что сжалось его сердце от испытанной боли, и не мог он услышать голоса Друже.
Чтобы идти дорогой добра, нужно укреплять свое сердце. Дороги добра часто проходят через адские миры...
И не надо было деду взваливать на себя груз ответственности за случившееся, он ведь был только инструментом. Ведь мы здесь ничего не делаем без Высшей Воли...
Душа деда Михея омрачилась всего лишь на миг один, и будто забыл он и вкус земляники и лучи рассвета и речи Друже.
Мой добрый дед Михей...
Я как-будто окунулась в беспросветную печаль, окутавшую весь мир. Шаг, и я лечу в бездну. А мне не страшно, мне всё равно. Острые пики скал приближаются из темной пропасти. Я падаю... Нежные сильные руки подхватывают меня. Я, не открывая глаз, прижимаюсь к широкой груди и плачу.
- Друже?
- Я.
- Где же ты был?
- Рядом.
- Почему мне так грустно за весь мир?
- Ты пытаешься выплакать все слёзы мира, оставь что-нибудь другим. У тебя свои задачи.
Открываю глаза. Я в избушке. Передо мной исписанные листки со следами слёз. А я ещё чувствую тепло рук и радость от слов Друже...
Я потрясена произошедшим, чтобы утихомирить растревоженную душу, отправляюсь в очередное маленькое путешествие.
Спускаюсь к реке. По моим расчётам река огибает голец, за которым находится моя избушка и я хочу подняться другой дорогой. Вода весело перекатывается по камням, напевая песенки и воспроизводя сотни голосов. Дохожу до намеченного места подъема и с сомнением смотрю вверх. Голец почти отвесный высотой около трёхсот метров, камни покрыты мхом и скудной растительностью. Не зря же шаман не поднимается по этому гольцу, предпочитает доходить до расщелины и уже там идёт к зимовью. Но безрассудное упорство толкает меня вперёд и я начинаю карабкаться вверх. Первые двести метров дались относительно легко, но дальше из-под камней сочится вода от чего очень скользко. Волосы на голове зашевелились от ужаса! Уже очень высоко, а подошвы ботинок соскальзывают при каждом шаге. Спускаться ещё хуже, я не вижу куда ступать, а повернуться не могу из-за угла отвеса. Всем телом прильнув к камням, сдирая в кровь пальцы, чтобы не рухнуть вниз, я подняла глаза к небу.
" О, Хангай, хозяин Хамар-Дабана! Прости меня дуру, что без необходимости подвергнув свою жизнь опасности, зову тебя! Помоги! Силы оставили меня, шаман, помоги! Друже, сама повисла над пропастью, чтобы преодолеть свои страхи, чтобы знать, что сама что-то могу... Ничего я сама не могу! Помоги!..."
Весь защитный костюм пропитался водой и грязью. Боюсь отцепить руку, чтобы утереть лицо от слез отчаяния и беспомощности. Не знаю сколько времени я так провисела на скользких камнях, но собравшись с духом продолжила движение вверх, смирившись с тем, что могу сорваться в любой момент. От перенапряжения заложило уши. Ум успокоился и осталась отчаянная решимость. Метр ещё метр. Руку сюда, ногу выше. Ещё немного...
Неожиданно подъём закончился и я повалилась на вершине гольца. Кровь стучит в висках. Нежно-голубые цветочки колышаться на ветру...
Благодарю! Силы Небесные! Благодарю!
Ещё никогда в жизни у меня не было такого яркого осознания, что я сейчас жива только благодаря моим добрым покровителям! Благодарю!
Другой склон гольца был высоким и пологим, он выходил прямо на расщелину с ручейком, за которым была моя избушка. Кое-как добрела, обработала содранные в кровь коленки и руки. И уснула как в детстве, крепко и безмятежно.