– Какой?
– Он может не пережить этого. Или сойдет с ума от боли.
– Это не имеет значения, – проскрипел лорд Свинэль, занимающийся торговыми делами. Он уже знал, что император не подписал указ на новые льготы для некоторых гильдий, и потому злился, желая, как и прежде, поставить на место глупого мальчишку. – Дело омеги – рожать детей. Главная забота супруга императора – принести наследника и много бет для его поддержки
Лилль все ниже опускал голову. Он так и знал, что его будут заставлять рожать раз за разом.
– Нет, – спокойно ответил Костя.
– Что? – выпучил глаза лорд Дариэль, распорядитель церемоний.
– Нет, – повторил император, – мой супруг создаст кокон, только когда консилиум подтвердит, что он выносит дитя без ущерба для своего здоровья.
– Но, государь! Он должен обеспечить империю наследником!
– Мой супруг вам ничего не должен! Он понесет только тогда, когда поправится полностью. А пока Лилль займется внутренними делами двора, как и полагается хорошему замужнему омеге. А в помощь ему я приказываю привезти его оми. Тем более что во время беременности это будет особенно нужно.
Члены совета молчали. Им казалось, что вместо привычного изнеженного мальчишки перед ними сидит жесткий правитель, какого давно не знала империя.
Часть 3
Как трудно в этом мире привыкать,
Что ты в ответе за страну другую.
Себя забыть и с ясностью понять,
Как не прожить чужую жизнь впустую…
Костя сидел у окна в мягком уютном кресле, не замечая, что уже довольно холодно, и он замерз. В голове теснились мысли, в основном матерные. Только что он закончил разбирать указы уже десятилетней давности и окончательно понял, что его, если можно так сказать предшественник, был на редкость тупой и циничной сволочью. Наворотил он дел изрядно, выправлять их еще долго, а помощи ждать неоткуда. Все нормальные умные альфы казнены или стали рабами, или бежали и попрятались, чтобы их не постигла эта участь. Достаточно было посмотреть на Раэля, раба и секретаря.
Кстати, с ним нужно было что-то делать. Умный же дрэнай, грех оставлять его рабом, когда можно найти более удачное применение. И омегу ему вернуть. Теперь-то императору он точно не нужен. Костя покосился на хрупкого мальчика, сидевшего здесь же на диване. Он держал в руках толстую книгу по истории империи и внимательно читал. Оказывается, такие книги омегам не дают, а Лилль всегда хотел почитать что-нибудь про путешествия. Незаметно младший супруг стал неотъемлемой частью его жизни. Они все чаще проводили время вместе, и Лилль уже не так боялся своего старшего.
Костя потянулся, поднялся и шагнул к кровати, скидывая на ходу халат.
- Ты еще долго? – он лежал на боку, опираясь на руку, и смотрел на супруга.
- Ой, простите… Я сейчас, мой господин, – вскинул голову мальчик. Заложил тонкой закладкой страницу и аккуратно положил ее на столик, – сейчас иду.
Тонкое тело прохладной змейкой скользнуло под покрывало, и младший с готовностью прильнул к супругу. Костя провел рукой по узкой спинке, пересчитал позвонки.
- Тебе нужно больше есть. Ты такой худой, как же кокон-то сформируешь? Опять дождешься выкидыша. Драть тебя, а некому и мне некогда, – лениво проговорил император, вспомнив поговорку своей бывшей родины.
- Нет, мой господин, – испуганно пробормотал мальчик, – я хорошо ем, я все сделаю, как нужно и наследника выношу… Только не наказывайте меня.
- Не буду, если не будешь сердить, – хмыкнул старший, сильнее прижимая Лилля.
Омега тихонько лежал под боком, стараясь почти не дышать. А что если старший решит его опять наказать? Лилль вспомнил, как плеть прохаживалась по спине и поежился. Нет, он будет стараться. Очень стараться.
В этот день у Эрми все не ладилось. Сначала он получил последние данные о состоянии казны, потом о долге империи перед банкирами торговой лиги Борлога, куда входили банки, торговые дома и концерны, потом о состоянии армии и Императорского флота, и на закуску ему доложили о готовящемся заговоре, который опять же спонсирует Борлог. Так что в спальню он пришел взвинченный до крайности. И первое, что он увидел, это осколки от разбитого кувшина и лужу вина на полу.
Лилль в тот вечер ощутил предвестники течки и, поспешив в ванную, чтобы привести себя в порядок до прихода супруга, зацепился за столик и уронил все, что там было. Золотой кубок упал на ногу и оставил синяк, а вот кувшин разбился вдребезги, да еще и фрукты рассыпались. Перепуганный мальчик срочно вызвал раба, и стал помогать собирать осколки и яблоки, ползая на коленях. Раб торопился не меньше Лилля, и они невольно касались друг друга руками, не замечая, как двусмысленно выглядят.
И конечно, первое что увидел Эрми, это его супруг на коленях перед рабом, хватающим его за руки.
Темное, мутное, злое поднялось из глубин памяти, и император, отшвырнув в сторону супруга, влепил кулаком в лицо раба. Юноша, одетый в одну набедренную повязку отлетел в сторону, проехав голой спиной по осколкам, и ударился головой в приступок камина.
- Что? Путаешься с рабами? – взревел Эрми, вздергивая Лилля вверх.
- Нет-нет-нет… - лепетал мальчик, даже не пытаясь прикрыться от неминуемых ударов.
Огромные полные слез глаза, трясущиеся губы, на мгновение остановили альфу, и он разжал руки. Лилль упал на колени, склоняясь перед супругом.
- Простите, мой господин, простите, я не хотел, он упал… простите…
- Тварь… - прошипел император, занося ногу для пинка, обрушил удар на беззащитного младшего.
Мальчик даже не вскрикнул, только вздрогнул, сжался сильнее.
Эрми пнул его еще раз и, рыкнув, шагнул к столику у окна, рывком открыл шкатулку, в руку привычно легла рукоять плети. Сжал и повернулся к супругу. Тот стоял на коленях, расстегивая трясущимися пальцами рубашку, потом стянул ее с плеч, подошел к стене и встал к ней лицом, упираясь в нее руками.
«Все, все… все…»
Перед глазами императора оказалась узкая спинка, покрытая шрамами, с выступающими лопатками и линией позвоночника. Безропотная покорность мальчика отрезвила Костю, и он медленно опустил уже поднятую плеть. Осознание того, что чуть не натворил, нахлынуло на альфу: он опять собственными руками сломал все, что сумел сделать за последнее время. Как младший будет ему доверять, если он не выслушав, накинулся с побоями? Костя повернул лицом к себе омегу и выдохнул:
- Говори…
«Небо… не надо… скорей бы уж…», - губы мальчика тряслись, когда он старательно проговаривал слова покаяния.