Но все три месяца базирования нашего полка у села Казанка-2 вблизи от аэродрома нарастающим потоком шли и шли на запад войска, боевая техника. Это была картина, поражающая небывалой мощью. Казалось, часами можно сидеть у дороги и наблюдать за новыми танками, орудиями, крупнокалиберными минометами, реактивной артиллерией - «катюшами». Особое удовлетворение вызывало бодрое настроение солдат, их деловитость, решительный и вместе с тем веселый настрой. Мы видели, что к фронту идет совсем не та армия, которую приходилось наблюдать летом сорок первого и сорок второго, в период оборонительных боев и отступления. В этом мощном движении войск чувствовалось, [47] что наступило время, когда против захватчиков, поднялась вся сила народная.
К двадцатым числам июня поток войск приостановился, словно насытив фронт. Теперь мы видели, как пехота и строительные части стали воздвигать оборонительные районы вдали от фронта. Создавалось впечатление, что вал советских армий как бы уперся в линию фронта и теперь войска половодьем разливались по сторонам, образуя сплошную оборону в глубоком тылу. Это были части и соединения созданного Ставкой Резервного фронта.
* * *
История с 4-й немецкой танковой дивизией, внезапно исчезнувшей из поля зрения советских оперативных служб, оказалась короткой, но бурной. Она повлекла за собой напряженную работу штабов, разведывательных подразделений и авиационных частей.
Для нас же эта история представлялась дерзким и смелым полетом экипажа ночных разведчиков В. Зубова и Д. Езерского. Рассказывая о нем, Дима Езерский предупреждал меня:
- Смотри начальству не проболтайся. Мы все делали не по инструкции.
Но предупреждение это было запоздалое: все в полку, в том числе начальство, знали - по данным экипажа Зубова удалось найти пропавшую дивизию…
Май на Курской дуге был характерен огромной по масштабам работой по перегруппировке войск. Немецкое командование интенсивно стягивало силы в районы Орла, Кром, Брянска, Белгорода. В результате даже в течение суток резко менялась дислокация их соединений и частей, особенно танковых дивизий. Движение войск противника происходило скрытно, как правило, ночью. С целью дезориентации он применял ложные перегруппировки днем и действительные ночью.
В донесении Верховному Главнокомандующему от 21 мая 1943 года Г. К. Жуков, в частности, писал: «4-я танковая дивизия противника, ранее находившаяся западнее Севска, куда-то переброшена…» Георгий Константинович не терпел неясности в оценке противника, а здесь пропала целая танковая дивизия! Приказ Жукова был лаконичным: найти дивизию в максимально короткий срок. За дело взялись все виды разведки, в том числе ночная авиационная.
И вот третью ночь подряд мы прочесываем район предполагаемого местонахождения дивизии - все безрезультатно. Она как сквозь землю провалилась. [48]
Днем, сразу же после предварительной подготовки, экипажи разведчиков вызвал командир полка. Мы уже знали, что час назад у него состоялся неприятный разговор с командиром дивизии, который в свою очередь только что получил предупреждение от командующего воздушной армией за слабую эффективность ночной разведки. По цепочке гнев начальства, как водится, докатился и до нас. Командир полка был взволнован и подавлен.
- Прежними методами вести разведку запрещаю, - кипел он. - От ваших полетов никакого проку! Утюжите воздух, как извозчики, а результат? Спокойной жизни захотели? Или трусите?
Для нас, разведчиков, это были обидные слова. Но приходилось их безропотно выслушивать. Пока эффект разведки действительно равнялся нулю.
- Осторожничаете слишком, - добавлял нам перцу бесстрашный пилот Г. Уваров, который на этот раз на разведку не летал. - Ни одной царапины на самолетах. Тут летать повыше да потише не годится. Рисковать надо! Иначе дивизию не найдете, по опыту знаю.
Уваров действительно был смелым человеком, не зря мы его называли «мастером риска». Мы не переставали удивляться случаю, когда он, обучая молодого штурмана, восемь раз входил в прожекторное поле противника, чтобы показать, как надо выходить из него. Восемь преднамеренных встреч со смертью!
- Может, прикажешь сесть в тылу у немцев да порасспросить местное население? - ехидно ввернул штурман Василий Сычев.
При этих словах Езерский едва не поперхнулся дымом цигарки, которую из-за волнения не выпускал изо рта. Слова Сычева поразили его.
- А насчет дырок, - продолжал Сычев, - скажу тебе так: число дырок еще не показатель храбрости да ума. Ты сумей без дырок задание выполнить.
- Вот и выполняйте, - не сдавался Уваров. - Кто вам мешает? А у вас ни дырок, ни выполнения, хотя в полковой конторе боевые вылеты вам начисляют аккуратно.
Это был, как говорят, удар ниже пояса. Поднялся шум, гвалт.
- Правильно Уваров говорит, - горячился штурман Дмитрий Иванов. - Мы стали походить на фрицев: у тех буква устава, а у нас одно стандартное правило - повесил светящую авиабомбу, убрал газ и озирайся по сторонам, выискивай танки. Вот этот стандарт нас и губит. [49]
- А действительно, - согласился с Ивановым Виталий Скачков. - Представьте себя на месте немецких танкистов. Послышался звук мотора У-2, все ясно - разведчик пожаловал. Притаись и молчи, сейчас «лампу» повесит. Потухла «лампа» - двигай дальше. Просто, как у бабки Марьи в котелке!
Но Езерский уже не слышал этой перепалки. Он жил новой идеей.
- Володя, - сказал он через некоторое время своему напарнику Зубову, - надо садиться! Другого выхода нет.
- Ты, брат, что - белены объелся? - уставился Зубов на штурмана. - Или у тебя голова разболелась?
- Володя, я уже давно все продумал. Каждую ночь присматриваюсь к одной деревне. На западе у нее выгон - хоть в футбол играй. Длиной метров триста. Подходы отличные, сесть и взлететь можно, не разворачиваясь. А самое главное - через деревню идут те самые большаки, разбитые танками. Чую, только здесь может пройти дивизия. Сядем, интеллигентно спросим у первого, кто попадется. Верное дело…
- Кто попадется, говоришь, - перебил его Зубов. - Немцы попадутся, вот кто! Стратег липовый. Подумай, дурья голова: малейшая выбоина, камень в траве, палка, наконец, - и шасси долой! Да что там шасси, самолет на земле - отличная мишень, а два советских летчика - прекрасный подарок накануне большого сражения. А что о нас скажет «особняк»? Сдались врагу! И попробуй потом отмыться. Нет, брат, такого подарка ни «особняку», ни немцам я преподнести не могу.
- А дивизия? Ты что же, забыл?…
- Все помню, Дима, но авантюризмом заниматься не намерен и тебе не советую.
Летчики на фронте были убеждены, что преднамеренная посадка в тылу врага для выполнения боевой задачи - высшая форма доблести. Советские летчики ведут историю таких посадок еще с гражданской войны. В 1939 году на И-16 на лед Финского залива садился истребитель Д. Антонов, чтобы спасти товарища. Многие летчики производили такие посадки в Великую Отечественную войну. Но все они совершались днем, при хорошей видимости. Ночью, насколько мы знали, таких случаев не было, если не считать посадок в партизанских районах при свете костров на расчищенные от препятствий полосы.
…Зубов и Езерский взлетели с наступлением сумерек. Набрали высоту, пересекли линию фронта. Но, странное дело, [50] Зубов, всегда отличавшийся пунктуальным выдерживанием курса, стал вдруг упорно отклоняться на запад.
- Что случилось, Володя? - удивился Езерский. - Возьми курс триста.
В ответ услышал поток сердитых слов:
- Ну, где этот твой выгон? Сидишь там, как пень, а я ищи эту чертову поляну… Давай команды!
- Нельзя сказать, чтобы я сильно удивился его словам, - рассказывал Дима позже. - Но ты поймешь, как я был благодарен Зубову за то, что он переборол себя. Повесил два САБа…
- Вот здесь, - перебил я Дмитрия, - ты уже был виден как на ладони!