Рун хрипел горлом, пытаясь проговорить незнакомое ему слово с ненавистной ему буквой, пока Винсент не поинтересовался, заглянув в листок:
— Где ты там “р” увидел?
— Да замолчи ты! Э-э… эн-до-генный!.. Красивое слово… Процесс в организме, обусловленный… там дальше скучно и очень много читать, — Рун швырнул папку на стол. — В общем, понятно. Ты, у нас, шизик… но есть один вопрос, — откинувшись на спинку стула, Фростер сложил ладони лодочкой. — Каким же способом тебе в руки попали эти бумаги? Не уж-то ты надул в штаны и перед тем как отправиться сюда, попросил свою маменьку забрать их из лечебницы?
Маркел с трудом выдержал на себе язвительный взгляд зловредного капрала и еле удержал себя от того чтобы не съязвить ему в ответ.
— Перед тем как вступить в Легион, я тоже проходил проверку в одной из лечебниц. Но не в такой пропахшей фекалиями испражняющихся под себя психов, на подобии твоей этой вестхольмской дурки, что больше похожа на скотобойню. Нет, я проходил проверку в элитной лечебнице Нортхельма, где доктора заботятся о состоянии здоровья своих пациентов. И, насколько я знаю, пациентам из любых, даже самых что ни на есть престижных лечебниц, этих документов не выдают. Так, скажи мне на милость, каким способом ты достал эти бумаги?
— Тебя это волновать не должно, - зловеще произнес Маркел. — В твоих же интересах немедленно освободить меня от…
— Поуказывай мне еще тут! — рявкнул Рун, словно рыжий пес, но затем, поумерил свой пыл, и обратился к Винсенту, элегантно, даже, аристократическим движением руки предложил ему вставить слово после него. — Сержант, озвучьте, пожалуйста, РЯДОВОМУ Джевилу правила для новобранцев Легиона Смерти, при обязательном призыве к службе.
Маркел узнавал излюбленный Фростером наигранный артистизм в общении с Винсентом. Точно такой же, каким сам юноша часто пользовался в разговоре со своей матерью и Селин. И то что Рун, по мнению Маркела, так нагло, хоть и неумышленно, перенял его стиль общения прямо перед ним, да еще настолько неумело, и с такой омерзительной подачей, заставляло юнца закипать внутри.
Сержант Вальтери скорбно вздохнул.
— Прости, сынок, — упавшим голосом промолвил сержант, — но к нам сверху поступил тревожный сигнал. Мы все в отчаянии, и отчаялись мы настолько, что нам нет дела до травм или болезней призывников. Тебе придется пойти с нами, и если не добровольно, то насильно… я сожалею…
Шевелюра Маркела на затылке встала дыбом. Его серые глаза, огромные по своей природе, стали еще больше. Он не мог выдавить из себя ни единого слова. Тело похолодело от макушки до кончиков пальцев и затряслось мелкой дрожью, а мерное дыхание сбилось, обратившись в прерывистые жалостливые стоны. Юноша в неконтролируемом трепещущем ужасе, не ощущая себя, отступил назад.
— Н… н-не-нет… — трясущимися губами произнес Маркел. - Нет… нет. Нет! НЕТ!!!
Юноша сорвался с места и побежал прочь что есть мочи. Капрал Фростер среагировал незамедлительно: еще до того, как юноша бросился наутек, Рун был готов погнаться за ним, словно предвидел его бегство. Капрал одним прыжком перемахнул через стол, опрокинув с него несколько свеч и нагнал беглеца, повалив его на сырую землю, и, навалившись на него всем весом, грубо заломил его руки за спину. Селин ахнула и подскочила как ужаленная прислонив ладони к губам.
— Что и требовалось доказать, — прерывисто прорычал Рун сквозь зубы, сдерживая вырывающегося юнца из его сильных рук. — Еще не вписал свое имя в список, а уже дезертирует!
— Не делай ему больно! — заорала Селин.
— Заткнись! — выкрикнул ей в ответ Рун. — Ни то и до тебя доберусь!
Лицо Фростера сияло маниакальным ликованием, когда он одной рукой крепко сжимал запястья Маркела у него за спиной, а другой, грубо вцепившись ему в волосы, тянул его назад, вынуждая подняться. Это явно доставляло удовольствие капралу. Юноша беспомощно брыкался словно пойманный в лассо дикий конь, не желающий подчиняться удушающей веревке.
— Вы не имеете права! — кричал Маркел, взрывая плоскими каблуками сапог землю, в тщетных попытках сопротивляться Руну.
— Еще как имею! — хохотал Фростер с садисткой ухмылкой на лице.
Селин, обхватив нижнюю половину лица, беспомощно стояла наблюдая со всеми эту безумную сцену в безмолвном шоке, едва ли не плача.