Рита. Сохрани нас господь и святой Иаков от этаких болезней! По мне, это только для сумасшедших хорошо, чтобы других не перекусали.
Донья Мария (в сторону, мечтательно). Мгновенная боль — и конец!
Рита выходит из аптеки и затворяет дверь; окно оставляет открытым.
Рита. На месте матери игуменьи я бы на помойку зашвырнула этот мерзкий пузырек. Пользы-то когда еще от него дождешься, а долго ль до беды?
Донья Мария. Как?
Рита. Да так... Захочет кто от кого отделаться... А мало ли шальных, что руки на себя накладывают?..
Донья Мария. Что ты! Кто же это захочет себя убить?
Рита. Да уж, конечно, не вы, барышня, — вы у нас известная умница, образованная, старшим бы вас в пример надо ставить, а сколько сумасбродок на свете!.. Я знаю, вы никому не скажете... Вот хоть, недалеко ходить, подруга ваша, донья Франсиска, — я бы не решилась показать ей такой пузырек.
Донья Мария. Франсиске?
Рита. Вечно она английские романы читает, — они ей только забивают голову. Вы не поверите, как-то раз она мне и скажи: «Если бы, говорит, я полюбила, а мой возлюбленный погиб страшной смертью, я бы руки на себя наложила».
Донья Мария (с горькой усмешкой). Можешь быть спокойна.
Рита. А я ей: «Барышня! Не говорите таких вещей. Я простая служанка, — разве я могу вам, как священник, наставление прочесть? Одно я знаю: наложить на себя руки — значит прогневить господа бога». Ведь правда, барышня?
Донья Мария. «Не убий». (Вполголоса.) Но ведь не сказано...
Рита. Не кто, как лукавый сеет дурные мысли. Знавала я девушку из Гуатемалы, было ей тогда лет семнадцать-восемнадцать, и явись у нее желание покончить с собой, да какое сильное! Так она мне рассказывала: стоило ей подойти к высокому окну и заглянуть вниз, как уж дьявол ей шепчет: «Бросайся!» Прошло время — вылечилась.
Донья Мария (живо). Как же ей это удалось? Что она делала?
Рита. Да что, постоянно богу молилась об исцелении, по святым местам начала ходить. Тут как-то подвернулся ей молодой погонщик мулов, красивый такой брюнет, стал за ней ухаживать... ну и поженились... Теперь она столько же думает о самоубийстве, сколько я о том, чтобы меня повесили.
Донья Мария (в сторону). Увы!
Рита. Только, барышня, чур: ничего не говорите донье Франсиске, что я вам про нее насказала.
Донья Мария. Не беспокойся, Рита! Будешь убирать мою комнату, найдешь у изголовья маленькие четки гранатовые, с мексиканским золотом, — возьми их, я тебе их дарю.
Рита. Мне, барышня?
Донья Мария. Да, я уже давно хотела тебе что-нибудь подарить. Ты так добра ко мне! Когда я выйду из монастыря, помолись за меня по этим четкам.
Рита. Ах, милая барышня!.. Позвольте ручку поцеловать, уж очень вы щедры... Как же я буду тосковать, когда вы нас покинете! Ну, а для вас-то ведь это к лучшему, — замуж, поди, выйдете...
Донья Мария (вздохнув). Как знать!..
Молчание.
Рита. Поставить вам в фарфоровые вазы свежих цветочков?
Донья Мария. Поставь.
Рита. Прощайте, барышня, покорно вас благодарю. (Уходит.)
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Донья Мария одна.
Донья Мария. Молиться?.. Я тоже молилась да не прогнала неотвязные думы. А вдруг он захочет бежать со мной?.. Нет, это невозможно! Тогда я уйду одна, так надо... Да, я уйду из этого мира. (Смотрит в окно аптеки.) Мгновенная боль!.. Может быть, менее жгучая, чем та, которую я терплю день и ночь вот уже два месяца... Ведь если я захочу, я могу теперь же достать это сокровище, и оно даст мне забвение. Что стоит влезть в окно? Этот камень словно нарочно для меня положен, — удобная ступенька. (Ставит ногу на выступ стены и хватается за подоконник.)
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Донья Мария, брат Эухеньо.
Брат Эухеньо (не замечая доньи Марии, подходит к апельсинному дереву, вынимает из дупла письмо и кладет на его место другое). Благодарю тебя, прекрасное дерево! Ты служишь мне верно, как всегда. (Читает.) Страхи! Упреки!.. О, ты несправедлива!.. В конце поцелуй!.. Наши письма похожи одно на другое, как две капли воды.
Донья Мария (спрыгивает; про себя). Отойди от меня, сатана!
Брат Эухеньо (про себя). Что это за хорошенькая девочка? Как она ловко прыгает! Да это крошка Марикита, подруга Франсиски! Она очень мила для своего возраста. Что она делала в монастырской аптеке?
Донья Мария (заметив брата Эухеньо). Ах!
Брат Эухеньо. Что же вы меня не позвали? Я бы подал вам руку.
Донья Мария. Как? Вы?
Брат Эухеньо. Я, видно, напугал вас.
Донья Мария. О нет!.. Но я... (В сторону.) Господи Иисусе!
Брат Эухеньо. Не ожидал я от вас такой ловкости, донья Мария! Позвольте узнать, почему вы избрали столь странный способ входить в аптеку?