Донья Мария. И вы счастливы?.. А если вас застанут?
Донья Франсиска. О, это невозможно! Эухеньо так осторожен! В сад он приходит ночью, и всего один раз я с трудом уговорила его зайти ко мне в комнату. Это было безумие с моей стороны: ты знаешь, моя келья — рядом с кельей игуменьи, там слышно каждое слово. По счастью, мать Моника храпела вовсю, и в этом было наше спасение. Обычно мы встречаемся здесь. Вон кустик душистого вереска[5], видишь? Дорогая Марикита! Мы были здесь вчера ночью, я держала его за руку, голова его склонилась ко мне на грудь, я ощущала биение жилки на его виске. Мы были так полны, так потрясены своим счастьем, что не могли говорить, — мы только вздыхали по временам, глядя на звездное небо. Мы видели, как Южный Крест[6] медленно склонялся к горизонту. Порою легкий ветерок, дувший с моря, осыпáл нас апельсинными листьями... Ах, Марикита, как нам было хорошо! Если бы ты знала, какие радости дарит любовь! Не могу понять, почему от этого не умирают... (Прячет голову на груди доньи Марии.) Ах, Мария, Мария!.. Нет, вам, сударыня, рано знать все эти тайны... Ты еще слишком молода, мой дружок. Я на три года старше тебя, а давно ли сама их постигла? Ты можешь подождать, у тебя все еще впереди... Одно меня тревожит: мы без пристанища, кочуем. А что будет, когда пойдут дожди? Уж тогда в сад не выйдешь. Разве что в шалаше садовника...
Донья Мария (с горькой улыбкой). И ты воображаешь, что ты очень предусмотрительна?.. Жестоко ошибаешься! Месяца не пройдет, как все узнается. Увидят, как отец Эухеньо лазает по монастырским стенам... поймают... дознаются про вашу любовь... его заточат куда-нибудь в монастырь траппистов, а тебя — к «Кающимся грешницам». Почему ты не бежишь с ним? Поверь, это самый разумный путь... единственная возможность спастись.
Донья Франсиска. Добрая подружка! Ты пугаешь меня. Но что же делать? Ты забываешь, что у отца Эухеньо почти ничего нет, а у меня только то, что перепадает от щедрот дедушки. Для бегства, помимо любви, нужно еще кое-что, о чем в романах не пишут, — денег, да побольше. К стыду моему, сознаюсь тебе, миленькая моя Марикита: когда я в часовне гляжу на статую пресвятой девы, всю в драгоценных камнях, у меня является неодолимое желание завладеть всеми этими сокровищами и бежать с отцом Эухеньо. Сколько нравоучений я выслушала от него за это!
Донья Мария. Что же ты ко мне не обратилась? Ты знаешь: я богата, у банкира на мое имя положена крупная сумма денег, у меня есть драгоценности, — мне сказали, что они очень дорого стоят.
Донья Франсиска. Какое великодушие! Узнаю мою добрую Марию! Но я не могу принять от тебя такую большую жертву.
Донья Мария. Какая же это жертва?
Донья Франсиска. Эухеньо никогда бы не принял денег от женщины, я его слишком хорошо знаю: он горд и даже несколько высокомерен. Наш план таков: Эухеньо усердно трудится над книгой об отцах церкви, и вот на вырученные деньги...
Донья Мария. Вздор! Одни мои брильянтовые серьги стоят дороже всех его сочинений, вместе взятых.
Донья Франсиска (слегка задета). Я не сомневаюсь, что твои брильянтовые серьги стоят дорого, но книга Эухеньо блещет достоинствами, это будет ценный вклад в науку, он продаст ее за большие деньги... Во всяком случае, нам вполне хватит добраться до Ямайки, там мы и поселимся. Он будет давать уроки испанского и латыни, я займусь вышиванием, буду вести хозяйство. Весело заживем!
Донья Мария. Да, но пока он окончит свой гениальный труд, вас могут поймать... Возьми брильянты и уезжай. Живите счастливо... если можете.
Донья Франсиска. Друг мой! Мы не можем принять такой ценный подарок, но если ты настаиваешь, я попрошу у него позволения взять у тебя взаймы, чтобы нанять судно до Ямайки.
Донья Мария. Мне не нужны брильянты, я никогда их не надену, возьми, я так хочу. Вот ключ от шкатулки, возьми ларчик и беги сегодня же ночью.
Донья Франсиска. Но...
Донья Мария (встает). Говорят тебе, беги и оставь меня!