– Кто? – спросила она, когда в дверь постучали вновь.
– Обслуживание гостей, – ответил незнакомый голос.
– Нам ничего не нужно.
– Я принесла постельное белье, мисс.
Немного поколебавшись, женщина все же отворила. Но стоило ей чуть приоткрыть дверь, краска мигом сползла с ее лица.
– Нет! – вырвался короткий вскрик, когда мать Вильгельма всем телом налегла на дверь.
Ничего не вышло. Гостья оказалась сильнее и проворнее. Она пихнула дверь снаружи, юркнула внутрь и схватила мать Вильгельма за плечо. Мальчик уже дернулся, чтобы кинуться на помощь, но замер, когда гостья сказала:
– Значит, ты меня все-таки узнала, Амелия.
Ее голос завораживал. Он звучал вовсе не так, как прочие. К нему хотелось льнуть, как к ручейку хрустальной воды, пока что-то внутри Вильгельма тянулось к этой незнакомке.
Вильгельм, затаив дыхание, наблюдал. Женщина отпустила его мать, поняв, что та больше не пытается сопротивляться. Кто эта незнакомка? Вильгельм ее не помнил, хоть и чувствовал с ней необъяснимое родство. Такое, каким даже с собственной матерью связан не был.
– Все эти годы ты преследовала нас? – голос матери потускнел. Вильгельм не видел ее лица, но был уверен, что оно сейчас ничего не выражает.
– Нет. Я пыталась найти тебя лишь первые несколько месяцев после нашей сделки, но потом поняла, что ничего не выйдет. Сдалась, но сама судьба столкнула нас. Судьба, о которой я предупреждала, Амелия.
– Никакой судьбы нет, Кэтлин. Это случайность.
– Я так не думаю, – Кэтлин делано окинула взглядом полупустую съемную комнатку и печально улыбнулась. – Куда бы вы ни убегали, сколько бы городов ни сменили, мы все равно встретились. И привел меня не кто иной, как твой сын.
– Неправда. Его здесь нет, – спокойно произнесла Амелия, но легкая дрожь голоса выдала ее ложь.
Кэтлин понимающе кивнула и снисходительно улыбнулась. Вильгельму показалось, что она вот-вот поднимет свою тонкую, затянутую в элегантную перчатку руку и подбадривающе коснется плеча его напуганной матери.
– Значит, он где-то рядом. Я чувствую его присутствие так же, как он – мое. У душ, тесно связанных с Изнанкой, всегда особенное родство.
Вильгельм не понимал, о чем идет беседа. Он сквозь щель наблюдал, как Кэтлин обошла его мать, будто сама была в этом доме хозяйкой. Ее каблуки стучали по полу почти так же громко, как сердце в висках мальчика. Он понятия не имел, кто эта светловолосая леди с ожогом на лице, но кожей ощущал – она не такая, как его мать. Не такая, как большинство людей. Но в ней есть нечто общее с ним, с Вильгельмом.
Кэтлин встала напротив окна, сквозь которое в комнату заглядывало полуденное солнце. В его лучах глаза молодой женщины казались фиалковыми и были такого же насыщенного фиолетового цвета, как и брошь на груди гостьи.
– Твой сын даже не пытается скрывать, что он не человек. Я бы никогда не узнала его по внешности, потому что видела его лишь однажды, когда он только родился. Но эти способности… Он сеет разломы ради развлечения и вынимает из них части Изнанки, как фокусник достает из шляпы кролика. Это плохо кончится, Амелия.
– Он не такой, как ты. Он не Зрячий. Вильгельм не может призывать Изнанку надолго, ты же знаешь…
– Ты ему и имя дала, – покачала головой Кэтлин и обернулась к собеседнице.
И без того бледная Амелия сейчас и вовсе побелела.
– Он мой сын.
– Он мертв.
Вильгельм отпрянул от щели. Только чудом ему удалось не удариться о стенку шкафа и не выдать себя шумом.
Что эта женщина такое говорит? Как он может быть мертв?!
Мальчик коснулся груди, где билось живое сердце. Попытался задержать дыхание, но не продержался долго – легкие начало жечь. Разве это уже не доказательство того, что он жив?!
– Он мертв, – с ужасающим спокойствием повторила Кэтлин. Вильгельм больше не смотрел в зазор между створками, а потому теперь только слушал голоса. – Мальчик должен вернуться в Изнанку. Пойми, Амелия, в этом мире он Странник.
– Он не сделал ничего плохого!
– Он не принадлежит этому миру, – будто не слыша отчаяние напуганной матери, продолжала Кэтлин, – а потому может создавать разломы между нашей реальностью и Изнанкой. Это опасно.
– Разве не ты мне говорила, что лишь Зрячие, погибшие, но вернувшиеся к жизни, способны перемещать материи сквозь разломы?
– Говорила. Но я собственными глазами сегодня видела, как твой сын извлек из разлома осколок зеркала. Полагаю, это из-за того, что сейчас Вильгельм действительно стоит на границе – он и не жив, и не мертв, потому что ты согласилась стать его Якорем. Иллюзия обманутой смерти наделила мальчика частью дара Зрячего и сделала его «творения» Истинными – они оставляют память и ощущения даже у тех, кто Изнанки никогда не касался.