«Я восхищаюсь Отелло, но, мне кажется, он не живет величественной повседневной жизнью Гамлета, у которого есть время жить, потому что он бездействует». Эти парадоксальные слова Метерлинка содержатся в программной его статье «Трагизм повседневной жизни», вошедшей в книгу «Сокровище смиренных» (1896), своеобразное евангелие символизма[6]. Здесь молодой Метерлинк сформулировал свою философию, служившую базой для его драматургии, а также развил свое эстетическое учение. В «Сокровище смиренных» Метерлинк — последовательный идеалист. Для него материальная действительность, данная человеку в ощущениях, не более чем отблеск далекой и неведомой истины, мировой души, недоступной ни чувствам, ни разуму людей. Мистическая сущность мира может только смутно угадываться избранными натурами, далекими от грубого земного бытия. История человечества представляется Метерлинку сменой материалистических или рационалистических эпох и эпох спиритуалистических, когда люди оказываются «на грани освобождения от тяжкого бремени материи»[7]. К таким «эпохам духовности» Метерлинк относит Древний Египет, Древнюю Индию, Персию, Александрию и особенно Западную Европу средних веков. Им противоположны «эпохи материальные» — греческая и римская античность, Франция XVII и XVIII веков. Современность кажется Метерлинку эпохой переходной, когда «область души с каждым днем все расширяется», когда наступает кризис реальных наук — физики, химии, биологии — и рождаются новые, «оккультные науки», преодолевающие материалистическое учение. Все эти рассуждения — новое издание идеализма, которое подверглось сокрушительной критике в книге В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм». Нас интересуют здесь не столько философские аргументы Метерлинка, сколько его эстетические выводы. Поэтому остановимся на двух положениях, определивших художественное своеобразие ранней драматургии Метерлинка, — на теории «статического театра» и на теории «молчания».
Теория «статического театра» развернута в статье «Трагизм повседневной жизни». Поскольку для поэта-символиста сущность мира — не окружающая людей материальная действительность, но некая неведомая им духовная сфера, то для поэтической драматургии важно показать не потрясающие подвиги или катастрофы, но минуты общения человека с этой таинственной сферой духа. Минуты спокойствия, когда человек предается раздумью, являются более потрясающими, чем грозные события, и смысл жизни скорее обнаруживается в тишине, нежели в грохоте битв.
Истинная задача искусства, по мнению Метерлинка, в том, чтобы показать «трагизм житейской повседневности». В драмах нужно показать не события, но внутреннюю жизнь человека, его устремленность к духовной сфере бытия. Так рождается театр, который Метерлинк называет «статическим», ссылаясь без особых оснований на опыт Эсхила и Софокла, изображавших, по его мнению, не события, но внутреннюю жизнь своих героев. Такова первая часть эстетической теории Метерлинка. — теории «статического театра».
Однако обычный язык, служащий средством общения между людьми, кажется Метерлинку недостаточным для общения человека с «высшей сферой» или для истинного общения людей между собой. В идеале должно наступить время непосредственного общения душ, без помощи слов. Слово материально, и потому оно не может быть выражением чистой духовности. Настоящее общение между душами людей осуществляется только в молчании. «Души погружены в молчание, как золото или серебро погружены в чистую воду, — пишет Метерлинк в статье «Молчание», — и слова, произносимые нами, имеют смысл лишь благодаря молчанию, омывающему их»[8]. По мнению Метерлинка, истинная жизнь находит свое выражение в молчании, тогда как речь служит чаще для того, чтобы избежать пугающей людей тишины, которая слишком серьезна и содержательна, чтобы можно было злоупотреблять ею.