Водители транспорта исчезли в овраге с носилками и сложенным черным пластиковым мешком для тела и вскоре появились с заполненным мешком. Они засунули его в фургон Абу Кабира, забрались внутрь, захлопнули двери и умчались. Дэниел подошел к Афифу, и вместе они сняли ограждения и погрузили их в джип.
«Салман, какова вероятность того, что кто-то проберется из пустыни ранним утром?»
«Все спокойно, — стоически сказал друз. — Все под контролем».
«А что насчет Исавии?»
«Тишина. У нас есть инфракрасные прицелы на наших станциях в Рифте. На тендерах и некоторых джипах тоже. Все, что мы собираем, это змеи и кролики. Небольшая группа бедуинов к северу от Рамота, они не спустятся до лета».
«А как насчет Рамаллы?»
«Местные беспорядки, но дальше разговоров дело не пошло».
«Сектор Вифлеема?»
"Патруль усилен после похорон девушки. Никаких подозрительных движений".
Девочка . Наджва Саид Мусса. Четырнадцати лет, и по дороге на рынок она попала под перекрестный огонь между толпой бросающих камни арабов и двумя девятнадцатилетними солдатами, которые отстреливались, защищаясь. Пуля в голову превратила ее в героиню, плакаты с ее изображением были приклеены к стволам фиговых деревьев, которые росли вдоль Хевронской дороги, граффити мести портили стены и валуны. Почти бунт похорон, а затем все снова стало тихо.
Или нет?
Он подумал о другой мертвой девушке и задался вопросом.
К семи сорока пяти студенты начали перемещаться в сторону кампуса, и гул движения просачивался вниз по дороге. Дэниел перешел дорогу и пошел к больнице Амелии Кэтрин. Он много раз проходил мимо этого места, но никогда не был внутри. Во время расследования дела Серого Человека Гавриели взял на себя задачу справиться с людьми из ООН. Хороший босс. Жаль, что он был беспечен.
Когда Дэниел приблизился к комплексу, он был поражен тем, насколько неуместным он выглядел, возвышаясь на вершине Скопуса, с его розовым каменным фасадом, колокольней-обелиском, зияющими горгульями и крутыми черепичными крышами. Разодетая вдова викторианской эпохи разбила лагерь в пустыне.
Вход в главное здание имел арочный, увитый плющом.
известняк на вершине представлял собой прямоугольник из серого гранита, на котором была вырезана легенда на английском языке: ХОСПИС И БОЛЬНИЦА ПАЛОМНИЧЕСТВА АМЕЛИИ КЭТРИН, ВОЗВЕДЕННЫЙ
ГЕРМАН БРАУНЕР, 15 АВГУСТА 1898 Г. Чуть ниже была прибита эмалевая табличка, белая с синими буквами: ОРГАНИЗАЦИЯ ОБЪЕДИНЕННЫХ НАЦИЙ ПОМОЩЬ И РАБОТЫ
АССОЦИАЦИЯ. СОВМЕСТНО УПРАВЛЯЕМАЯ ВСЕМИРНОЙ АССАМБЛЕЕЙ ЦЕРКВЕЙ. Английский и арабский, ни следа иврита. Вьющиеся белые розы с пожелтевшими от жары лепестками обнимали рифленые колонны, обрамлявшие арку. Вход вел в большой пыльный двор, затененный в центре раскидистым живым дубом, таким же старым, как и само здание. Вокруг ствола большого дерева располагались клумбы с цветами, похожими на спицы: тюльпаны, маки, ирисы, еще больше роз. Высокий резной фонтан стоял в углу, сухой и тихий, его мраморный бассейн был исполосован грязью.
Прямо у входа сидел дородный арабский сторож средних лет на хлипком пластиковом стуле, с сонными глазами и бездеятельный, если не считать пальцев, которые проворно танцевали над ниткой янтарных бус от беспокойства. Мужчина был одет в серые рабочие брюки и серую рубашку. Под мышками у него были черные полумесяцы пота. Стакан ледяного тамаринда стоял на земле, рядом с одной ножкой стула, кубики льда округлялись в кашу.
От шагов Дэниела веки сторожа приподнялись, и на лице араба отразилась смесь эмоций: любопытство, недоверие, спутанное оцепенение человека, чьи мечты были грубо ограничены.
Дэниел поприветствовал его на арабском и показал ему свой значок. Сторож нахмурился, выпрямился и полез в карман за удостоверением личности.
«Не обязательно», — сказал Дэниел. «Просто ваше имя, пожалуйста».
«Хаджаб, Зия». Сторож избегал зрительного контакта и смотрел вдаль через левое плечо Дэниела. Проведя толстой рукой по коротко стриженным волосам цвета и текстуры железных опилок, он нетерпеливо постукивал ногой. Его усы представляли собой угольный участок щетины, губы под ними были тонкими и бледными.
Дэниел заметил, что его пальцы покрыты мозолями, ногти сломаны и покрыты грязью.
«Вы из Иерусалима, мистер Хаджаб?»
«Рамаллах». Сторож выпрямился с региональной гордостью. Высокомерие бедняка из богатого города.
«Я хотел бы задать вам несколько вопросов».
Хаджаб пожал плечами, продолжая смотреть в сторону. «Спрашивай, но я ничего об этом не знаю».
"О чем?"