Лаура не успевает договорить. Дверь распахивается. Входит Давид Розенблат. Останавливается на пороге, окидывает оценивающим взглядом кабинет. Лаура кладет телефонную трубку, садится за столик. Розенблат подходит к ней.
РОЗЕНБЛАТ.
Я извиняюсь, или я туда попал? Кто тут дэтэктыв? Вы, сеньорита? Меня зовут Давид Розенблат и я только что вам звонил. Очень удобно — уличный телефон прямо у вашей двери. Но цены, боже мой, какие цены! Это же собаки, а не цены, они так кусаются, что, пройдя по магазинам, можно заразиться бешенством. Слушайте, двадцать сентаво за звонок! За двадцать сентаво я вместо звонка прогуляюсь и лично скажу всё, что хотел сказать по телефону. За двадцать сентаво я когда-то покупал четыре килограмма яблок. А сейчас, в лучшем случае, пучок зелени. Так я очень извиняюсь, кто ж тут дэтэктыв? Вы, сеньорита? Очень мило, очень мило. У меня к вам дело весьма щепетильного свойства, даже не знаю, с чего бы мне начать...
Лаура молча указывает на Оскара. Розенблат медленно оборачивается, так же медленно подходит к столу, смотрит на Оскара, который сосредоточенно, не обращая на клиента никакого внимания, читает дело.
(Лауре). Он? Вот этот молодой шлимазл? Никого солиднее у вас в конторе нет?
Лаура отрицательно качает головой, с трудом сдерживает улыбку.
(Вполголоса). А за дополнительную плату?
Лаура качает головой.
(Также). А за очень и очень дополнительную плату? Сеньорита! А?
Лаура вновь качает головой.
(Разочарованно). Ну, хорошо. За неимением дорогих берут дешевых. (Подходит к столу, за которым сидит Оскар, наклоняется к нему, кричит прямо в ухо). Алло! Это вы — дэтэктыв Оскар Бандерас? Алло, эй! У меня есть до вас поговорить.
Наедине, слышите? Эй, алло! У вас что-то со слуховым аппаратом?
Оскар медленно отрывается от чтения, некоторое время смотрит на Розенблата с сосредоточенным недоумением. Лицо его, наконец, проясняется, он встает и, широко улыбаясь, протягивает посетителю руку.
ОСКАР.
Ах, да-да-да! Простите, заработался. Здравствуйте, мосье Розенблат, очень приятно! (Пожимает Розенблату руку). Прошу вас, мосье Розенблат, садитесь. Что вас к нам привело? Учтите, наши услуги стоят дорого. Но они того стоят. Ха, я начинаю каламбурить. Стоят дорого — того стоят. Итак, мосье Розенблат, я весь обратился в слух, я слушаю вас обоими ушами, но, ради всего святого, не кричите так громко. Мои барабанные перепонки могут лопнуть.
РОЗЕНБЛАТ (подозрительно).
Мы знакомы?
ОСКАР.
К счастью, то есть, я хочу сказать — боюсь, что нет. И даже наверное — нет, слава богу. Но это неважно.
РОЗЕНБЛАТ (Также).
Нет? А откуда вы знаете, что я из Одессы?
ОСКАР (недоуменно).
Из Одессы?
РОЗЕНБЛАТ (обличающе).
Вы обратились ко мне «мосье Розенблат». Не сеньор, заметьте, а мосье! Именно мосье. Значит, вы знаете, что я из Одессы! Из жемчужины у моря! Из Одессы-мамы!
ОСКАР (удивленно).
Почему из Одессы? Почему не из Парижа? Всё-таки, обращение «мосье» на парижских улицах звучит чаще, чем на одесских.
Во всяком случае, до сегодняшнего дня я считал именно так. Или — пардон, я ошибаюсь?
РОЗЕНБЛАТ (досадливо отмахиваясь).
При чем тут Париж? Меня в Одессе так называли. «Мосье Розенблат»! Шестьдесят лет назад. Или даже семьдесят. Какой сейчас год? Сорок восьмой? Пятидесятый? Ну, неважно. Меня называли «мосье Розенблат»! У меня была торговля! Я покупал апельсины в Палестине и виноград во Франции! Картошку, правда, мне привозили из Гомеля, а арбуз — из Астрахани. Но потом пришел фининспектор, за ним — следователь. И вот — я здесь.
ОСКАР.
Ах, мосье Розенблат! Нет, мы с вами не встречались ранее, но вы необыкновенно похожи на одного моего знакомого. Между прочим, всю жизнь страдавшего за других. Видимо, потому я и обратился к вам таким образом. Но если вы предпочитаете обращение «ситуайен» или же «сеньор», вам стоит лишь сказать. Если пожелаете, я могу называть вас даже «товарищ». Товарищ Розенблат.
РОЗЕНБЛАТ.
Ни в коем случае! (Всплескивает руками). Не дай Бог! Даже следователь Шейгер — вы знали Израиля Шейгера? Из приличной семьи, я знал его папу Иделя, дамского портного, но, Боже мой, сколько он выпил у меня крови... Даже Шейгер, этот шлепер, этот шлимазл, этот босяк, чтоб ему всю жизнь нюхать на том свете кипящий дрэк... Даже он не говорил мне товарищ, а говорил: «Гражданин!» Понимаете? «Гражданин Розенблат!» Так что лучше пусть будет «мосье». Мне это придает силы. Я вспоминаю молодость... (Садится в предложенное кресло). Вспоминаю Одессу. Вспоминаю красавицу Фирочку. Ах, молодость, молодость...