КАТАРИНА (растроганно).
Ну, вот, милый, как хорошо-то. Но уж очень грустные у тебя песни, очень. Не для веселья вовсе.
Входит Кобыла. Останавливается в дверях, осматривается. Подходит к стойке.
КАТАРИНА.
Утро доброе, господин урядник. Не угодно ли чайку?
КОБЫЛА.
Нет, красавица, чайку по утрам я не пью, благодарствуй. Скажи-ка мне, а что твой постоялец новый, как? Здоров ли?
КАТАРИНА (пожимает плечами).
Что ему сделается? Как приехал, ужин спросил, а после тотчас спать ушел. Комнату снял, не торгуясь, на неделю. Заплатил вперед, всё честь по чести. Обходительный господин. Месье.
КОБЫЛА.
Не спускался еще сегодня?
КАТАРИНА.
Так ведь рано еще! Это вы у нас, господин урядник, ранняя пташка. А он, думаю, с дороги умаялся, до обеда спать будет. (Ставит на стойку перед Кобылой стакан вина). Не побрезгуйте, господин урядник, от всего сердца.
КОБЫЛА.
Ну, коли от сердца (поднимает стакан). Твоё здоровье, хозяйка. Хоть и нехорошо с утра вином баловаться, да уж больно у тебя оно славное, винцо-то. (Выпив немного, отставляет стакан в сторону). Давненько я у тебя басурман наших не видел. Неужто перестали бывать?
КАТАРИНА.
Которые басурмане?
КОБЫЛА.
А краснокожие. Индейцы. Народец языческий, как, бишь, их племя зовется?
КАТАРИНА.
Ачёмыто. Племя ачёмыто, маленькое, всего две дюжины, двадцать четыре человека. Тихий народец, ничего не скажу. Охотой живут да рыбалкой. Да и какие же они басурмане-язычники? Каждую неделю приезжают в церковь, свечки ставят, молятся. Особенно вождь их, Муму Белый Кобель. Всегда со своей женою.
И венчаны они были по-христиански. Правда, не по-нашему, не по-католически. По-вашему, по православному обычаю. Священник их венчал, настоящий.
КОБЫЛА.
Ну, да, наш священник. Отец Мафусаил. Сам же этот Муму его потом томагавком по голове и тюкнул. Ровно через три дня. И скальп содрал. Знаем-знаем. Не поделили они с отцом Мафусаилом чего-то. Царство небесное мученику за веру православную! (Крестится). Вот так, обвенчаешь какого поганца, а он тебя же потом и укокошит... (Машет рукой). Что тут скажешь, беда, когда с дикарями дела имеешь, это я по себе знаю. Говоришь, каждую неделю приезжают? Ты мне, когда приедут в следующий раз, весточку пришли. Мне с Муму Белым Кобелем потолковать надобно. Только ему ты ничего не говори, не предупреждай, смотри! Просто за мной пришли кого-нибудь. Вот (оглядывается на Бродягу, прислушивающегося к разговору) хотя бы его. (Бродяге). Ты как — лишнего болтать не будешь?
Бродяга отрицательно качает головой.
КАТАРИНА.
Пришлю, господин урядник. Если будет кого. Вы ведь знаете, тут рук не хватает. С тех пор, как я похоронила моего дорогого Альвареца, трудно с работниками. Я — хрупкая женщина, не на кого рассчитывать.
КОБЫЛА.
На меня ты можешь рассчитывать всегда. Только скажи — и я тебе помогу. И работников нанять, и порядок тут навести. Я всегда готов! (Допивает вино, уходит).
КАТАРИНА (со злостью, ему вслед).
Чтоб ты провалился! Только и умеет пить в три глотки. Готов он, как же. Поможет он, как же.
За сценой — невнятные возгласы, выстрелы, конское ржание.
(Выглядывает в окно). О, легки на помине!
Входная дверь распахивается. Входят Муму Белый Кобель и его скво (жена) Мими Черная Сука. Оба в традиционных индейских нарядах —украшенных бахромой и шитьем рубахах и штанах из вывернутой кожи; головные уборы с пышными перьями, широкие расшитые бисером пояса. На поясе Кобеля висят скальпы убитых врагов —рыжие, светлые, темные, даже лысые. И у Муму, и у Мими через плечо переброшены ружья на ремнях, у Муму, к тому же, томагавк, которым он то и дело взмахивает, пугая окружающих.
Катарина выходит из-за стойки. Становится посередине, скрестив руки на груди и надменно глядя на Муму и Мими. Те останавливаются напротив. Муму поднимает вверх правую руку с томагавком. Подумав немного, перекладывает томагавк в левую руку. Поднимает левую руку. Мими ловко вынимает из его руки томагавк и прячет за спину. Муму поднимает правую руку —уже без томагавка.