"Что, если для него это не хуже всего на свете?" ‒ сказал мой внутренний голос. ‒ "И для тебя тоже?".
Я хмыкнула и покачала головой. Это просто смешно!
‒ Тоня, Славочка, подойдите ко мне, мои дорогие! ‒ прокричала со сцены Зинаида Николаевна, которая проводила у нас и это занятие тоже. Славочка не любил, когда его так называют, он предпочитал только строгое Слава, или вообще его полное имя Вячеслав. Знаю я это оттуда, откуда знают и все остальные, ‒ один раз девчонка из кружка назвала его так, ему это жутко не понравилось, и он попросил никогда никому его так не называть. Видимо, Зинаиде Николаевне парень прощал такую фривольность. Ну надо же!
Я подбежала ко сцене.
‒ Ребята, вы будете репетировать сегодня на сцене, а другие в этом и втором залах, ‒ отдала распоряжение преподавательница. Зрительские сидения в зале были почти все убраны.
Я не хотела репетировать на сцене, я мечтала отделаться от этой проблемы номер один под названием "Репетиция со Славой Романовым" где-то в тихом укромном уголке зала, но не тут-то было. Нам выделили целую сцену.
Радости мне это не прибавило, скорее, страху от предвкушения моих страданий и неловкости от того, что мне предстоит репетировать и с кем. Не только перед его пронизывающим и пристальным взглядом, ещё перед десятком других взглядов ребят.
Тогда, в те трудные минуты, я выровняла дыхание, внушила себе спокойствие и беспечность, и постаралась настроиться на хорошее.
"Всё в порядке, это всего лишь пятнадцатилетний парень, вечный задира и пакостник, не больше" ‒ шептал внутренний голос в моей голове.
Репетиция началась.
Зинаида Николаевна раздала нам листы с нашими текстами, и заявила, что хочет послушать, как мы прочитаем их. Так мы поняли, что нам не просто так отвели всю сцену. Мы и наша постановка были удостоены куда большего внимания, чем другие. Зинаида Николаевна решила репетировать сегодня с нами, не всё время, конечно, но большую его часть. "Чудесно, просто чудесно!" ‒ подумала я тогда, и все мои мысли по поводу этой ситуации сочились чрезмерным сарказмом и иронией.
‒ Ну же, ребятки, начинайте, ‒ подбодрила нас преподавательница. Она улыбалась, абсолютно уверенная, что у нас получится это на отлично.
Первым должен начинать он.
Я посмотрела на Славу, и поняла, что всё это время он смотрел на меня. Глядел с вызовом и предупреждением, с весёлым предвкушающим огоньком в глазах и ухмылкой на губах.
‒ Да, пожалуй, можно начинать, ‒ произнёс парень таким тоном, будто бы он здесь был главным, и он решал, когда нужно начинать, а когда нет. Я усмехнулась, он это заметил и, пока Зинаида Николаевна отвернулась на пару секунд, чтобы посмотреть на других ребят, провёл ребром ладони по своей шее, мол, "тебе конец, Высоцкая!". Я на свой страх и риск повторила его жест со зверски злобной и даже немного дурной улыбкой на лице. Я схожу с ума, что ли, от такого накала страстей? Вероятно, я слишком осмелела, но Романов быстро с этим справится. Он вообще обладает огромным талантом ‒ опускать человека ниже плинтуса. Меня опустить он пытается уже два месяца. Вот только зачем ему это нужно?
"Он думает, что ты ему ненавистна" ‒ уверенно отчеканил внутренний голос.
Вау, неужели и правда ненавистна? Возникает вопрос, почему, и я понимаю, что всё потому же. Я ведь его соперник, а он тогда мой.
А теперь двух соперников заставляют работать в тандеме. Невероятно, уму непостижимо!
‒ О! Что за свет блеснул в окне? ‒ вдруг громко воскликнул Романов, отчего я слегка подпрыгнула на любезно предоставленном Зинаидой Николаевной стуле. Парень же от стула отказался и решил стоять в паре шагов от меня, изредка буравя взглядом с высоты своего роста моё лицо.
‒ Постойте, ребятки, в первый раз, пока вы ещё плохо ориентируетесь в тексте, я иногда буду вашим автором, ‒ решила Зинаида Николаевна так нам помочь и взяла копию текста и себе, пусть там и не было почти никаких реплик автора, ‒ Ромео видит Джульетту на балконе, ‒ голосом чтеца провозгласила женщина.
‒ Моя богиня! О! Моя любовь! ‒ восклицал с выражением "Ромео" дальше, почему-то вогнав меня в какую-то агонию. Он говорил такие слова и смотрел на меня. Говорил искренне и правдиво, Станиславский уже давно кричал бы ‒ "верю!". Но изредка в голосе Славы проскальзывало ехидство и кощунство. Тогда на моих щеках заиграл румянец от неловкости и волнения, и не сходил он до самого конца текста Романова. ‒ Сама не знает кто она. Она заговорила? Нет, молчит. Взор говорит! Я на него отвечу! ‒ я подозревала, увидев мой смятенный взор, он расхохочется на весь зал, но нет, он продолжал, ‒ Я слишком дерзок. Ведь эта речь не мне. Две самых ярких звездочки принуждены на время отлучиться, глазам ее моленье шлют сиять за них пока они вернуться. Стоит одна, прижав ладонь к щеке. О! Если бы я был перчаткой, чтобы коснуться мне ее щеки. ‒ Последнее заставило меня покраснеть до кончиков ушей. Чего это он так смотрит на меня? Мерзкий мальчишка!
Зинаида Николаевна одобрительно закивала новоиспечённому Ромео.
Настала моя очередь.
‒ О, горе мне! ‒ с горечью выпалила я.
‒ Сказала что-то! О, Говори мой светозарный ангел! ‒ со взглядом демона пропел как на духу он мне своим бархатисто-сочным баритоном.
‒ Ромео. Ромео. Ну зачем же ты Ромео? ‒ с невыразимой печалью протянула я, то есть Джульетта собственной персоной. ‒ От имени отца навеки откажись. А не хочешь, так поклянись, что любишь. И больше я не буду Капулетти.
‒ Прислушиваться дальше иль ответить? ‒ с ухмылкой на губах озвучил текст Романов.
‒ Одно лишь твое имя мне враг, ‒ что правда, то правда, ‒ Ты был бы ты, не будучи Монтекки. Монтекки... Что это значит? Разве так зовут лицо и плечи? Ноги, грудь и руки? Неужто больше нет других имен? Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет! ‒ даже как-то сурово воскликнула будто бы не своим голосом я, ‒ Ромео! Как ни назови его, останется тем верхом совершенства, какой он есть! ‒ я не удержалась и хмыкнула, Романов вскинул тёмную бровь в угрожающем жесте, ‒Зовись иначе как-нибудь, Ромео. И всю меня тогда бери взамен! ‒ слишком наиграно выпалила я, однако, иначе не смогла. Чего мне только стоило произнести такое ему, Романову!
Он улыбался. Широко и весело.
‒ Ловлю тебя на слове! ‒ аки демон оскалился парень. ‒ Теперь я твой избранник! Я новое приму крещенье и с той поры не буду я Ромео!
‒ А кто же ты? Что под покровом ночи, подслушал тайну сердца моего? ‒ испуганно, будто застигнутая врасплох, за озиралась я, войдя в роль полностью с головой.
‒ Я не знаю, как мне себя по имени назвать. Мне это имя стало ненавистно, моя Святыня. Ведь оно твой враг. Когда б его написанным я видел, я б это слово разорвал.
Я бы тоже.
Мы продолжали в том же духе. Я получала невыразимое удовольствие от этого спектакля, настолько мне понравилось играть в эту игру вместе со... Славой Романовым. Несмотря на все мои предубеждения.
‒ Меня ты любишь? Знаю - скажешь - да. Тебе я верю, но и поклявшись, ты можешь обмануть. Сам Юпитер над клятвами любовников смеется. ‒ Прочла я знаменитую фразу из произведения Шекспира, правда, несколько переделанную. ‒ О, милый мой Ромео, если любишь, скажи мне честно. Если ж ты находишь, что слишком быстро покорил меня, нахмурюсь я, скажу капризно - нет. Что б ты молил, иначе - ни за что. Да, мой Монтекки, да я влюблена! ‒ меня едва не стошнило, но заметно перекосило, ‒ Я ветреной могу тебе казаться...
‒ Нет... ‒ выпалил парень, но в его взгляде читалось полное согласие. Вот же, шут!
‒ Но верь мне! Я честнее многих недотрог, которые разыгрывают скромниц! Мне следовало б сдержаннее быть, но я ж не знала, что ты мое признание услышишь! ‒ вспомнив кино, неловко ухмыльнулась я, прямо как Джульетта. Причём весь текст, как я понимаю, тоже был из фильма, а не из книги. ‒ Прошу прощения, не считай за легкомыслие порыв мой страстный, что ночью мрак тебе открыл.