- Я?- удивленно воскликнула, немного отодвигаясь от Егора,- Но как я могу помочь? Я ведь только на четвертом курсе, мало что могу.
- Ты можешь им петь, пчелка,- улыбнулся он,- Твой голос уже сам по себе лекарство. Если бы ты смогла хоть раз в неделю приходить к нам и просто петь для парней, я уверен, что это помогло бы им. Подумай, Майя. И позвони мне.
- Я подумаю,- немного растерянно ответила я, совершенно сбитая с толку. И мне правда нужно было подумать. То, что сейчас рассказал мне Егор было настолько невероятно, что ломало все мое представление о нем.
- Лети, пчелка Майя,- произнес Егор, щелкнув разблокировкой дверей,- Поспи хоть немного перед началом нового дня.
Я растерянно оглянулась вокруг. Оказывается, мы стояли у дверей нашего общежития.
- Но как ты..- начала было я.
- Секрет фирмы, Пчёлка!- подмигнул мне Шмелёв,- Вот возьми,- протянул он мне свою визитку, на которой было лаконично напечатано: Шмелев Егор Александрович и номер его телефона с адресом электронной почты,- Там мои контакты, позвони мне, как обдумаешь все.
- Хорошо,- спрятав белый прямоугольник визитки в кармашек сумочки, я посмотрела на Шмелёва,- Спасибо, что подвез, Егор.
- А поцеловать?- ухмылка, вновь ставшего невыносимым мажором Шмелёва, самым наглым образом прочно поселилась на его лице.
- Обойдешься!- фыркнула я и распахнула свою дверь уже собираясь выйти, но оглянулась к нему и произнесла то, что в миг стерла эту наглую ухмылку с лица Шмелёва,- Вот вроде ты хороший человек, Егор, людям помогаешь. Почему же так тщательно это скрываешь?
Егор серьезно посмотрел на меня, теплым изумрудным взглядом пробегаясь по моему лицу, протянул руку и аккуратно покрутил короткую прядь моих волос в своих пальцах. А потом погладил меня по щеке, от чего кожа мгновенно покрылась мурашками, даря мне неведомые до сих пор ощущения.
- Так нужно, пчёлка,- тихо сказал он,- Пока так нужно. И еще одно, я попрошу тебя сохранить в тайне весь наш разговор. Поверь, у меня есть на то веские причины.
И медленно наклонился ко мне, все ниже и ниже склоняясь к моим губам. Когда между нами оставалось буквально несколько сантиметров, и я уже чувствовала его мятное от жвачки дыхание на своих губах, словно что-то толкнуло меня, приводя в чувство и отрезвляя. Я резко отпрянула от него, хаотично цепляясь за ручку двери, пытаясь открыть ее. Наконец, она поддалась, и я выскочила наружу, словно за мной гналась свора адских псов. Не глядя на Шмеля, я захлопнула дверь и стремглав понеслась к дверям общежития. Но на пороге я остановилась, переводя дыхание, и все-таки обернулась. Шмелёв по-прежнему сидел в машине и неотрывно смотрел на меня серьезным взглядом, будто решался на что-то или уже решился. А потом он улыбнулся мне, махнул рукой на прощанье, и рванул с места, взвизгнув колесами, оставив меня в растерянности стоять у входа. Стоять и думать о том, какой, оказывается, странный и неоднозначный этот Егор Шмелёв. Если бы не наш с ним разговор, я бы никогда не смогла даже на миг допустить мысль о том, что он способен на такие поступки. Своим предложением Шмелёв напрочь снес те убеждения, с которыми я жила все эти четыре года, когда впервые увидела его и его друзей на университетском дворе. Что ж, Егор, пожалуй, я действительно сильно ошибалась на твой счет.
*****
Четыре часа крепкого сна, в котором я почему-то мчала на серебристом байке по ночному городу, держась за широкую спину Шмелёва. В том, что это именно он я не сомневалась, во сне я физически ощущала нашу связь, хотя в реальности ни о чем таком даже и не думала. Мы летели на огромной скорости, низко наклоняясь на поворотах, под моими руками, даже сквозь одежду, я чувствовала крепкие мышцы его стального пресса, ветер трепал мои волосы, а я, словно доверчивая птаха, жалась к Егору, положа голову на его спину. Очередной вираж, яркая вспышка и я открыла газа, растерянно щурясь, все еще не в силах скинуть сонное наваждение. Закрыла глаза и глубоко вздохнула, переваривая увиденное во сне. Самым неожиданным для меня было то, что там, сидя на железной птице, я была абсолютно, безгранично счастлива. И причиной была не сумасшедшая скорость, не невероятное чувство свободы и полета, а крепкое надежное тело Шмелёва, и его руки в кожаных перчатках, сжимающие руль, его широкие плечи, за которыми я была надежно укрыта от черного мрака ночных улиц, непостяжимое чувство уверенности и безопасности, исходившее о него. Я широко распахнула глаза, стараясь унять колотящаяся сердце, тряхнула головой, словно старалась избавиться от нахлынувших чувств и эмоций, отрицая сам факт того, что мне, как бы это не смешно звучало, банально понравился несносный, заносчивый, но вместе с тем, удивительно отзывчивый и ответственный парень по имени Егор Шмелёв. Стоя под прохладными струями душа, я размышляла над тем, что мне рассказал Егор. Я пока слабо представляла себе, как именно смогу помочь, распевая песни, но твердо решила согласиться и помочь чем смогу. Я уже вовсю представляла, какие номера мы могли бы поставить, может быть даже коротенькие сценки, а для тех, кто мог передвигаться, мы могли бы устроить свой театр, где они играл бы небольшие роли, пели. Уверена, потихоньку втянулись бы все. А уж от перспективы облачить самого идейного вдохновителя в белоснежные лосины, представив его в роли Ромео или придворного вельможу, времен испанских конкистадоров, на лице расплывалась широкая улыбка, больше похожая на кровожадный оскал. Бросив взгляд в зеркало, я не узнала саму себя. Глаза горели предвкушением, их блеск был таким ярким, что немного напугал меня, щеки раскраснелись, а дыхание стало частым и глубоким. Определенно, пришедшая мне в голову идея о камерном театре и собственных постановках, была весьма перспективной, хотя и требовала глубокой проработки. Что ж, для этого у меня есть верный соратник Пашка, бармен Гена, готовый всегда и во всем поддержать мои творческие порывы, так как сам был человеком глубоко музыкальным, и, конечно же, моя невероятная напарница, помощь которой мне была просто необходима. Погруженная в свои мысли, я и не заметила, как добралась до здания факультета. На лужайке, как и всегда было полно народу, студенты, не смотря на столь ранний час и утреннюю росу на траве, то тут то там сидели на брошеных на землю куртках и с наслаждением попивали кофе в высоких черных бумажных стаканчиках. Окинув немного завистливым взглядом эту потрясающе расслабляющую картину, я глубоко вздохнула и вспомнив, что с утра не успела сделать и глоток воды, поспешила ко входу. Меня ждала самая нудная лекция недели. Единственным белым пятном в этом мраке нудятины была встреча с Полинкой, которая должна была уже вернуться от родителей. Полина была моей самой лучшей и верной подругой, ей одной, не считая Пашки, я могла доверить самые сокровенные тайны, она не один раз выручала меня, когда становилось невмоготу. Родители Поли, простые фермеры, жили в деревне, за сто километров от города, но были настолько добрыми и гостеприимными людьми, не раз передававшими мне разные гостинцы, когда их любимая дочь приезжала в отчий дом. Пару раз мы с Пашкой даже гостили у них, вдоволь накупавшись в местной реке и наевшись от пуза лесной малины и земляники. Дома у подруги всегда царила необыкновенная атмосфера любви, спокойствия, они были по-настоящему семьей, что напрочь выбивало из колеи таких непривычных к родительской ласке и заботе людей, как мы с Пашкой. И все равно, несмотря на легкую зависть, мы, летящие будто бы мотыльки на яркий огненный свет, с удовольствием ехали в гости к Полине. Кстати, вспомнив о друге, я вытащила телефон, набросала несколько строчек на номер Паши, надеясь, что он сможет мне ответить. Но телефон молчал. Это означало, что Пашка все еще сидит в «обезьяннике», а это плохо, потому, что сейчас он кровь из носа должен быть на лекции. Н вот что ему не сиделось спокойно, почему обязательно надо было влезть в драку? Погруженная в свои мысли, я и не заметила, как вошла внутрь и буквально впечаталась в стоящего ко мне спиной человека. От неожиданности я вскрикнула, отшатнулась, отступая на шаг назад. Стоящий человек развернулся, и я увидела своего недавно обретенного друга Игоря Смертина, по прозвищу Смерть.