Тот день был тёплый и даже душный. Середина июля. После того, как мне официально объявили, что меня усыновляют, нас отправили погулять. За территорию детского дома нам не разрешили выйти, поэтому мы отправились в беседку.
‒ У тебя есть вопросы? – спросила Лилия, когда мы сели за давно некрашеным столиком.
Лилия сначала положила на него локти, но быстро спохватилась и убрала. Испугалась, что испачкает свой кремовый пиджак. На что я усмехнулась и демонстративно, водрузив свои голые локти на стол, уложила на подставку из рук своё лицо.
К этому времени я уже знала, что меня берут в семью, где кроме меня есть два мальчика, один из которых старше меня на четыре года, а другой на два. Жить мы будем в Москве в центре. У меня будет своя комната. Про комнату я услышала лишь сегодня, что меня удивило и обрадовало. При том, что сейчас я спала в комнате, где кроме меня было двадцать коек. Во всей этой валящейся на меня благодати я чувствовала подвох.
‒ Зачем я вам? – резко спросила я, выпрямляясь на жёсткой скамейке.
Вопрос повергнул уверенную Лилию в смятение. Она опустила глаза, притворившись, что внимательно читает надписи на столе. Посмотрела сквозь меня, словно вспоминая что-то, при этом лицо у неё стало напряжённым, а левый глаз задёргался. До сих пор я видела её уверенной и надменной. Впрочем, она быстро пришла в себя.
‒ Это не тот вопрос, который стоит обсуждать. Мне кажется, ты должна радоваться, вырваться отсюда, ‒ она обвела взглядом беседку и бегающих на лужайке неподалёку девчонок, играющих в мяч. ‒ Мы будем хорошо кормить тебя, одевать, ‒ она нахмурилась, бросив взгляд на моё платье. Ты будешь учиться в одной из лучших школ в Москве. Получишь хорошее образование. Что ещё тебе нужно?
Я молчала, разглядывая Лидию. И тут я вдруг заметила то, что у нас с ней были почти одинаковые причёски, только её волосы были светлыми, вытравленными перекисью, и завитыми. В то время, как мои были тёмно‒ русыми со своими кудряшками, которые я после мытья не расчёсывала. Впрочем, это была модная причёска тех лет.
Лилия посмотрела на крошечные золотые часики.
‒ не нужно идти. Как только документы будут готовы, мы тебя заберём. Проводи меня к выходу.
Я первой выскочила из беседки и пошла вперёд. Девчонки, бросив игру, смотрели на нас.
‒ Видишь, они тебе завидуют, ‒ заметила Лилия, догоняя меня и властно беря за руку.
В этом Лилия была абсолютна права. Их зависть свела на нет мой авторитет и теперь со мной, кроме Таньки, которая надеялась, что на воле, я смогу разузнать про её родителей, никто не общался. Впрочем, я была настолько подавлена, что меня это не задевало.
И вот теперь после того, как Лилия не смогла ответить на мой вопрос и даже не смогла наврать, мои подозрения только усилились. Я чувствовала, как её холодные пальцы властно держат мою руку, и мне вдруг показалось, что я буду очень несчастна рядом с этой женщиной, которая не умеет любить.
Я проводила Лилию до ворот и увидела, как она подошла к чёрному автомобилю, из которого выскочил шофёр и распахнул перед ней дверь. Она аккуратно села, одновременно подобрав обе ноги, словно актриса из фильма.
Зачем я им? Этот вопрос снова возник в моей голове. Я понимаю, если бы у Лилии и её мужа не было детей. Но у них были сыновья. Я не чувствовала ни малейшей заинтересованности во мне. Она забирала меня в свой дом, словно по какой-то неизвестной мне причине должна была это сделать. Её мужа, Василия Петровича, я видела только один раз, когда меня первый раз вызвали для знакомства. Единственный вопрос, который он мне задал, это какой у меня любимый предмет и когда я сказала, что математика, одобрительно кивнул. Больше в беседе он не участвовал. Было понятно, что руководила всем Лилия, и она решила меня усыновить, а муж шёл на поводу.
Вечером я держала совет с Танькой. Мы сидели в коридоре на подоконнике. Окно было открыто, пахло цветущим жасмином.
‒ Я не знаю, что мне делать! Не знаю! – мой голос дрожал от невыплаканных слёз, от сдерживаемого напряжения. Разве я могла позволить себе плакать, когда все вокруг мне завидовали?
‒ Что делать?! Что делать?! Будто тебя спрашивают?! Там разберёшься. Чего ты лезешь, куда не просят? Мало ли почему им это надо? Может, их заставляют усыновлять?
‒ Тогда почему я? Могли бы взять малыша.
‒ Чтобы меньше возиться. Тебе уже двенадцать. Лет через пять работать пойдёшь. И у них гора с плеч. А с маленьким сколько соплей надо вытереть. К тому же ты у нас не из репрессированных, а из брошенных. Одни бросили другие подобрали. А ты плюй на всех. Помнишь, ты грозилась родителей своих найти?