После их свадьбы, а точнее после медового месяца, когда граф Меликов узнал жену лучше и окончательно убедился, что она, равнодушная до презрения в постели, будет разрешать ему по особым дням и без всякого удовольствия. То, что он считал строгостью девушки до брака, оказалось женской холодностью. Гордость превратилась в гордыню. И всё бы ничего, если бы Анна нарожала ему побольше детей. Он мечтал о сыновьях, участвующих вместе с ним в охоте, о дочках, которых он будет баловать и одевать в красивые платья. Но и тут его ждало разочарование. Родив одну дочку, Анна, намучившись при родах, объявила, что детей больше не будет. Ещё раз вынести такой ужас она не сможет. Михаил мог бы не поверить, если бы его жену на самом деле не начинало трясти от ужаса, когда она встречала беременных женщин. Снова пришлось наступить на мечту о крепкой и дружной семье.
лошадей, бывших его страстью, которая передалась Люсе.
Позвонил в колокольчик и приказал убрать рюмку и пошёл в комнату к Люсе, на всякий случай, подбирая слова, чтобы убедить внучку, если платье окажется не слишком подходящим для бала. Ну а если подходящим, то он будет только рад и даже попробует поговорить с женой, чтобы не ругала внучку.
Люся была его солнышком, которое ему хотелось баловать и видеть счастливой. Мягкая и добрая от природы, она не сдавалась под гораздо более жёстким напором, чем в своё время его дочь. Не осмеливающаяся на открытый бунт, Люся, тем не менее, подчиняться не хотела. Он видел её враньё, её уловки, насмешки, замаскированные издевательства, которые те не понимали. Именно, Люси иронически назвала их троицей, словно они не имели права на раздельное существование.
Михаил Романович. Несмотря на свои шестьдесят, легко поднялся на третий этаж и постучал в дверь. Некоторое время он остолбенело смотрел на красивую женщину, недоумевая, как она попала в комнату Люси, пока не поднял глаза и не увидел родное лицо. Впрочем, лицо, как он понял сейчас, тоже изменилось. Это было лицо не застенчивой девушки, которую он привык видеть, это было лицо женщины, которая знает, что красива, потому что у неё есть мужчина, который её любит. И платье каким-то загадочным образом поведало её тайну.
Открытое ровно настолько, чтобы подчеркнуть прелестную линию груди и ключицы, серо-зелёное платье из муара подходило к светлым волосам Люси и превращало голубые глаза тёплого моря в море разбушевавшееся. Подобранная в тон тёмно-зелёная баска спиралью спускалась вниз, подобно змее, обвившей жертву кольцами.
‒ Боже мой, ты прекрасна! ‒ сказал Михаил Романович, отступив на шаг.
‒ Ах, деда, ‒ Люся прижалась к нему и, взяв за руки, втащила в комнату. Он стоял, прислонившись в стене, а она кружилась перед ним, успевая полюбоваться собой в зеркале и приговаривая: ‒ Я так рада, что тебе понравилось. Значит, я смогу сдержать обещание.
‒ А кому ты обещала?
Щёки Люси вспыхнули. Она остановилась.
‒ Самой себе. Кому же ещё? Никто не знает.
Михаил Романович кивнул.
‒ Надеюсь, он будет сегодня на балу.
‒ Ах, нет. К сожалению, ‒ Люся зажала себе рот, поняв, что проговорилась.
‒ Сядь, милая, - потребовал граф Меликов. ‒ Расскажи, почему его не будет на балу?
Люся помнила, что Гришенька просил никому не рассказывать об их отношениях. Девушка замерла, пытаясь выйти из положения. Михаил Романович видел, как мучительно внучка пытается что-то придумать. Он сам не любил, когда к нему лезли в душу. Её избранник либо женат, либо беден, решил граф Меликов. И в обоих случаях, если женщина влюблена, никого не послушает.
‒ Будь осторожна. Некоторые мужчины бывают непорядочны с неопытными девушками. Можно попасть в беду.
‒ Он не такой, ‒ Люся улыбнулась. – Он … самый лучший.
‒ Все они самые лучшие, когда вы влюблены, ‒ проворчал Михаил Романович, выходя из комнаты.
Он спускался, нахмурившись. Совершенно явно Люся влюбилась и бегает к нему на свидания. Только этого не хватало. Она не знает жизни и может лёгкой добычей. Лучше бы ей поскорее выйти замуж и уехать из этого дома, который он ненавидел. Дом, который не стал его семейным гнездом, дом, в который его принуждали приезжать на званые ужины и праздники. Всё для соблюдения приличий. А ведь они уже больше двадцати лет не муж и жена. И если бы не Аксинья, его жизнь стала бы совсем невыносима от одиночества. При мысли об Аксиньи Михаил Романович улыбнулся. Он и сам не думал, что может понравиться девушке. Первое время думал, что она с ним из-за его денег и положения. И Анна, когда узнала – а как не узнать, если всё в их усадьбе происходило?! – только об этом и говорила, называя его старым дурнем. Аксинью, конечно, она сразу выгнала. Михаил Романович вздохнул. А ведь она уже беременная была. Как он переживал тогда, до сих пор больно. Ну у него деньги были, купил ей маленький домик неподалёку, куда и сам бы с удовольствием переехал, если бы приличия позволяли. Но приличия никогда не позволяют.