Решили всё же устроить литературные чтения. Гости расселись в большой зале с хрустальной люстрой. Первым Скирмовский попросил выступить Гришеньку. Люся, сидя во втором ряду, так волновалась, что с трудом могла дышать. Ей казалось, что это невозможно прочитать что-то своё перед толпой. Это как будто выйти раздетой на люди. Люся даже поёжилась, представив себя на сцене. Гришенька, должно быть, очень смелый.
Он стоял бледный и отчаянно красивый. На лоб падал кудрявый завиток тёмных волос, белая свободная рубашка хорошо сидела на его статной фигуре. Он долго не мог начать. Люди никак не могли угомониться. То тут, то там слышались разговоры. «Да замолчите же!» ‒ мысленно приказывала Люся. «Послушайте!» Гриша, не зная, что делать, комкал листки в руках и переступал с ноги на ногу. Он был бледен и Люсе показалось, что в какой-то момент он хотел убежать, но усилием воли заставил себя остаться. Скирмовский, оценив обстановку, вышел к нему и сказал несколько добрых слов о Грише, как о начинающем писателе. Люди затихли. Гришенька начал читать.
Во время чтения Люся, стараясь не особенно вертеться наблюдала за людьми и не видела заинтересованности. А уж когда выражение лица Скирмовского с удивлённого сменилось на скучное, и он зевнул, Люся совсем расстроилась. Первая глава с пространными рассуждениями о добре и зле не была яркой и захватывающей. Люди быстро поняли это. Послышался шёпот сзади, а потом приглушённые голоса и смешки, отозвавшиеся в Люсином сердце болью. Гриша упрямо читал свои строчки по бумаге, не глядя на публику, пока вдруг неожиданно не поставив точку, сбежал со сцены. Народ загомонил ещё больше. Люся отчаянно хлопнула несколько раз в ладоши, но на неё обернулись, и она, покраснев, перестала. На середину залы вышел молодой человек с волевым лицом в тёмной рубашке с открытым воротом и громко объявил, что поскольку Горький приехать не смог, он прочитает его песнь о Соколе.
Голос у него был сильный и уверенный. люди притихли. Скирмовский захлопал, другие поддержали. Дождавшись тишины, молодой человек начал читать. До этого Люся не слышала песню о Соколе, и она впечатлила её с первых слов. А уж когда молодой человек дошёл до слов:
«Я славно пожил! Я знаю счастье! Я славно бился! Я видел небо!»
Люся почувствовала, что покрывается мурашками. Горький в разговоре ужа и сокола выразил то, что она думала. Бывает жизнь яркая и короткая, как вспышка, а бывает скучная и длинная, вроде как у троицы. Нет, она не станет делать то, что от неё хотят. Она не уж и не будет ползать. Её жизнь будет яркой, как у Сокола. Она сжала Грише руку и прошептала:
‒ Какая чудесная вещь.
Гриша кивнул и высвободил руку, но Люся этого даже не заметила. «О радость битвы!» гремел, нарастая голос выступающего, и Люся чувствовала, как все замерли, внимая прекрасным словам. Как этот Горький нашёл такие слова, которые проникают в душу. Раздались громкие аплодисменты. Кто-то крикнул «Браво, Горький!» Люся, забыв про приличия, вертела головой, разглядывая восхищённые лица. Создавалось впечатление, что автор одной песней изменил их всех. Сделал сильнее! Только Гриша безучастно сидел на своём месте, не участвуя в общем безумстве. Губы его были плотно сжаты, взгляд устремлён в пустоту.
‒ Гришенька, что ты?! – Люся тронула его за локоть.
‒ Пошли отсюда! – он встал и начал пробираться к выходу. Люсе ничего не оставалось, как уйти вместе с ним, хотя ей хотелось остаться и послушать что-нибудь или побыть с этими людьми, которые ещё до сих пор, как и она, остались под впечатлением.
‒ Гришенька…
‒ Ну что ты ко мне пристала?! Ты что, совсем ничего не понимаешь?! Меня даже слушать не стали! Всё, над чем я столько работал, не спал ночами, подбирая слова, им неинтересно. Они ничего не поняли! Им сказку подавай про птичку.
‒ Но это было прекрасно. Он так хорош этот Горький. Я даже как-то лучше себя поняла.
Григорий остановился. Упёр руки в бока. Навис над Люсей с высоты своего роста. Люся никогда не видела его таким.
‒ Мне очень интересно, что ты поняла.
‒ Ну я подумала, это замечательно, знать, что такое счастье. Пусть недолго, пусть потом ты умрёшь. И ещё там были такие слова, как «О, радость битвы». Это тоже прекрасно, когда ты не боишься бороться.
Григорий расхохотался. Его смех прокатился в тишине Вспольного переулка. Люся вздрогнула.
‒ Ох, Люси, ну ты сказала. Да что ты можешь знать о битве?! Ты, которая выросла в роскоши и не знаешь, каково это бороться за жизнь. За место под солнцем. За кусок хлеба, в конце концов.