‒ Но я тоже борюсь! Пусть не за кусок хлеба. Но я тебе говорила, что иногда троица пытается заставить меня делать по-своему, а я сопротивляюсь. И ты знаешь, когда у меня получается, я чувствую себя сильной. Это та самая радость битвы, как в песне о соколе. Я не успела тебе рассказать, я всё же надела то платье, которое сама заказала. Бабуля была в ярости, что я ослушалась и чуть не выгнала меня с бала.
‒ О Боже, Люси. Какой ты ребёнок. Ты совершенно ничего не знаешь о жизни. Ты всё меряешь платьями. Для тебя борьба ‒ это надеть платье по собственному выбору.
‒ Знаешь, как они злились! Я боялась, они заставят меня пойти переодеться. Но я победила!
‒ Умница девочка! Пусть в твоей жизни не будет более сложной борьбы, чем эта. Давай-ка я лучше провожу тебя домой.
‒ Нет, Гришенька, ещё рано. Я не хочу домой. Пойдём лучше к тебе. Или погуляем. У тебя обязательно получится твоя книга. Не расстраивайся. У всех бывают неудачи.
Люся просунула руку ему под локоть и прижалась, почти склонив голову на плечо.
‒ Гришенька, я тебя очень люблю. Я наберусь смелости и поговорю с папа. И я уверена, он поддержит меня. Мы поженимся, и тебе не надо будет бороться за кусок хлеба. Ты сможешь больше писать. А вечером будешь читать мне, что написал.
‒ Люси, я тебе уже говорил. Я тебе не пара. Женитьба не входит в мои планы. Мне надо писать. Я без этого не могу. Сегодня я понял, как плохо вышло то, что я считал достойным. Надо учиться. А с тобой у меня ничего не получается.
‒ Гришенька, но ведь у нас любовь. Я только и думаю, что о тебе. Любовь главное в жизни.
‒ Это для девушек главное. Мужчинам нужно другое.
‒ Да разве ты не любишь меня? ‒ Люся повисла на его руке, заглядывая в глаза.
Гриша остановился. Долго смотрел в милое лицо с упрямыми губками.
‒ Люблю, но ты меня расслабляешь. Вот вчера вместо того, чтобы работать я пошёл к твоему дому.
‒ Ой, Гришенька, мне показалось…
‒ Подожди, дай я скажу. Я стоял и смотрел на твои окна и понимал, какая пропасть разделяет нас. Я не вхож в такие дома. Твои родители приглашают для тебя женихов из хороших семей.
‒ Но мне никто не нужен, ‒ Люся обхватила его за шею. ‒ Поцелуй меня. Сейчас поцелуй. И не говори так. Посмотри какой прекрасный вечер. ‒ Люси посмотрела на небо. ‒ И звёзды. Поцелуй меня под звёздами.
Григорий почувствовал, как её страсть, её безумство и бесшабашность подействовали на него. Он крепче прижал её к себе, впиваясь в её податливые губы. Ему бы хотелось быть ровней с ней. Быть приглашённым среди её женихов. И в то же время, он чувствовал своё превосходство над богачами, которые, возможно, уже сватаются к ней. Он владеет её телом, её душой. А он никто. Бедняк, который в лучшие дни запивает дешёвое вино хлебом, считая это обедом. Но эта девушка предпочитает его тем богачам.
‒ Идём, ‒ он увлёк её по переулку. Он шёл быстрыми шагами, заставляя её почти бежать. Он возьмёт её, как берут служанку богачи. Задерёт ей юбку и сделает ей больно. Пусть она знает, что такое любовь. Любовь бывает жестокой и злой. Эта девчонка измучала его. Она словно дьявол, подстрекающий его на плохое.
Но как бы он ни убыстрял шаг, Люси успевала за ним. Тяжело дыша, они ворвались в дом. Он толкнул дверь в свою комнату. Ему всё равно, что у него не прибрано. Он готовился к выступлению, что не помыл посуду. Раньше он тщательно готовил комнату к Люсиному визиту, и эта подготовка заставляла его увидеть комнату в ещё более унизительном свете бедноты. Всё, чего касались его руки, было уже использованным другими людьми. Выщербленные тарелки, вилки с кривыми зубьями, скатерка с застарелыми пятнами, потерявшая голубой цвет. Заварочный чайник с отколотой ручкой.
Григорий втолкнул Люсю в темноту, поддерживая, чтобы она не упала. Сбросил со стола посуду и остатки еды. Он возьмёт её как служанку на столе. На грязном столе. И пусть на её платье останутся пятна. Повернул спиной.
‒ Гришенька, ты что?! Не шуми. Соседи.
‒ Плевать! – он развернул девушку спиной, заставив упереться руками в стол. Она попыталась повернуться. – Что с тобой?
‒ Ты хотела этого! ‒ он прижал руки к её груди и начал мять. Грубо, делая ей больно. Девушка тяжело задышала. Он задрал юбку, рванул ремень на брюках. Она ещё не была готова, он это чувствовал. Предыдущие разы он долго ласкал её. Но сегодня она его вывела. Он сжал её нежные ягодицы, Люся заёрзала. Попыталась повернуться. Произнесла его имя, в голосе прозвучал страх. Она дрожала. Но это ещё больше распалило его. Он вошёл в неё, сухую и неподготовленную, зная, что делает больно. Люся т всхлипнула, пробив его на жалость, и он уже нежно обхватил её грудь правой рукой, сжимая сквозь корсет. Другой рукой виртуозно вытащил шпильки и зарылся в душистые, как у ребёнка, волосы.